С другой стороны, существует множество легенд о подобных происшествиях. Две, три тысячи лет назад и раньше во всём мире люди рассказывали сказки о том, как звери превращались в людей, а люди — в зверей.
Светц сел в постели. Боль стянула кожу, потом отпустила. Стараясь не делать резких движений, Светц встал и направился в ванную. Запёкшаяся кровь отмывалась легко. Светц намочил кусок ткани и принялся оттирать кровь, разглядывая себя в зеркале. Бледный, тонкий молодой человек с мягкими светлыми волосами… и необычной формы лбом и подбородком. Наверное, зеркало кривое, решил он. Грубая работа. Могло быть и хуже. Первые зеркала были даже двумерными. За дверью раздался пронзительный свист. Светц выглянул из ванной и увидел Рону.
— Ты проснулся, вот хорошо! — сказала она. — Отец и дядя Роки хотят тебя видеть.
Светц вышел в коридор и снова почувствовал дразнящий мускусный запах. Он шёл вслед за Роной по тёмному коридору, освещённому, как и комната, единственной электрической лампочкой мутного стекла, не более яркой, чем полная луна. Почему семья Роны так любит полумрак, ведь есть электричество? И почему, едва сядет солнце, они ложатся спать? А завтрак выставляют на стол?
Рона толкнула дверь и жестом предложила Светцу войти. Переступив порог, он в замешательстве остановился. В комнате было так же темно, как в коридоре. Мускусный запах ощущался здесь сильнее. Светц подпрыгнул, когда чья-то рука коснулась его руки: ладонь была волосатая, ногти — поразительно острые и длинные.
Рокочущий мужской голос произнёс:
— Входите, мистер Светц. Дочь сказала мне, что вы путешественник, обратившийся к нам за помощью.
В тусклом свете лампы Светц разглядел мужчину и женщину, сидящих на табуретах. У обоих были такие же белые волосы, как у Роны, но в причёску женщины вплеталась широкая чёрная прядь.
Другой мужчина проводил Светца к табурету. Он тоже был не весь белый: чёрная левая бровь и чёрный полумесяц за ухом. Рона встала рядом с ним. Как похожи хозяева дома друг на друга и как не похож на них он, Энвил Светц!
Страх ударил ему в голову, как алкоголь. Светц страдал ксенофобией.
Они были все одинаковые. Густые белые волосы и брови, чёрные отметины там и сям. Узкие чёрные ногти. Широкие, плоские носы, широкие рты, острые белые зубы конической формы, длинные треугольные уши, жёлтые глаза, волосатые ладони.
Светц тяжело опустился на мягкий табурет. Один из мужчин — тот, что стоял, — заметил это.
— Наверное, у нас сильнее тяготение, — сказал он.
— Правда, Светц? Вы, наверное, из другого мира? Очевидно, вы не совсем человек. Вы сказали Роне, что путешествуете, но не сказали, откуда вы.
— Издалека, — сказал Светц. — Из будущего. Второй мужчина подпрыгнул на своём табурете.
— Из будущего? Вы путешествуете во времени? — он едва не визжал. — Неужели эволюция так нас изуродует?
— Не волнуйтесь, не изуродует, — Светц поморщился.
— Будем надеяться. На что же мы будем похожи?
— Мне кажется, меня отнесло потоком времени в сторону. Вы произошли от волков, верно? Не от обезьян, а от волков.
— Разумеется.
Мужчина, сидящий на табурете, внимательно разглядывал Светца.
— Сейчас, когда он всё объяснил, я вижу, что он очень похож на тролля. Простите, Светц, я не хотел вас обидеть.
Окружённый людьми-волками, Светц никак не мог сбросить напряжение.
— Что такое тролль? — спросил он. Рона присела на краешек табурета.
— Ты должен был встретить их на лугу. Мы держим тридцать голов.
— Это дикие обезьяны, — добавил один из мужчин. — Их завезли из Африки в прошлом веке. Они превосходные сторожа и мясные животные, но с ними нужно быть начеку, эти безобразники швыряются камнями.
— Мы до сих пор не представились, — сказал другой. — Простите, Светц. Меня зовут Флейки Роки. Мой брат — Флейки Уорелл, это его жена Брэнда. С моей племянницей вы уже знакомы.
— Очень приятно, — произнёс Светц тусклым голосом.
— Вы говорите, что вас отнесло в сторону?
— Я так думаю. Три года назад конь повредил мою камеру расширения. Я считал, что неисправность устранили, но, очевидно, в этом месте опять что-то нарушилось, и камера двинулась не вперёд, а в сторону. В мир, где разумное потомство дали волки, а не Homo, не обезьяны. Одному Богу известно, где я окажусь, если попытаюсь вернуться домой.