— Бэзин!
— Рик! Я вижу, у тебя сегодня почти никого нет! О чём вы опять спорите?
— О страхе.
Бэзин заказал себе порцию бульона и двинулся к столу. Я пошёл за ним, а заодно — за пьезоэлектрической окрошкой для чирпситры и тёмным пивом для хорки. Когда я вернулся, Сара говорила:
— …Говард Лавкрафт творил страшное, смешивая на страницах своих книг всё могучее, непонятное, чуждое, древнее. Так же поступал и Эдвард Дансени. Стивен Бакстер избрал другой путь. Он не стремился пугать людей нарочно, просто его фантазия уносилась в такие дали, что не всякий читатель мог это выдержать.
— А вдруг вы просто стали слишком старыми? — неожиданно спросил Бэзин.
— Ну, наши писатели-классики интересовались главным образом прошлым. Выжившие из ума маги, личный возраст которых исчислялся тысячелетиями и даже десятками тысячелетий… — (Тут хорки разразились негромким мелодичным смехом, похожим на воробьиное чириканье, и Бэзин поспешно втянул голову в панцирь.) —…или древние расы, предшественницы человечества, которые настолько стары, что знают ответы буквально на все вопросы и способны одержать верх в любой битве при помощи сокровенных знаний и приёмов. Чем не сюжет, а?..
— Так бывает и на самом деле, — сказал Бэзин. — Хотя для этого необходимо прожить дольше, чем несколько десятков тысяч дет. Ну а если бы вы, люди, сами были настолько старыми? Пожалуй, вас бы тоже уже ничто не интересовало.
Сара немного подумала.
— Мне кажется, — сказала она, — как бы долго ни просуществовало человечество, всегда останется что-то новое, ещё не познанное…
— Это быть ошибка, — неожиданно вмешался чирпситра. Он из принципа не пользовался транслятором-переводчиком, и понять его было не всегда легко. — Ведь Вселенная расширяться, и сохранять единство цивилизация очень трудно. Разве вы не знать, что Вселенная расширяться всё быстрее?
— Да, я знаю, — кивнула Сара.
— Огромные галактики испаряться, исчезать с небосклон, планетные системы проваливаться чёрная дыра в центр Вселенной! Невозможно соединить культуры, между которыми уже пропасть в десятки миллиардов лет. А есть ещё препятствие. Протоны быть чрезвычайно нестабильны. Через большой время на расстоянии многих световых лет не остаться ничего, кроме электроны и позитроны. Уж тогда-то точно не быть ничего интересный и важный. Ни для кого! Разве этого мало для страх?
Сара рассмеялась.
— Я бы назвала это «экзистенциальным страхом», сэр. Ведь пока это произойдёт, пройдёт слишком много времени.
Бэзин высунул голову из панциря.
— А меня это всё равно пугает, — сказал он.
— Правда?
— Правда, — признался Бэзин. — Мне трудно даже представить что-либо подобное, и, уж конечно, я не стремлюсь увидеть это собственными глазами. Превратиться в последнее во Вселенной скопление протонов, стать свидетелем того, как всё вокруг остановится, замрёт… бр-р!.. Нет, уж лучше, гм-м… подстраховаться!
«Так вот почему ты?!..» — Я вовремя остановился и не задал готовый сорваться с языка вопрос, потому что Бэзин снова начал втягивать конечности. Толстые роговые пластины на его коленях и голове плотно закрыли отверстия в панцире, надёжно защищая Бэзина от любого вторжения извне. Именно так, подумал я, он и будет выглядеть, когда подойдёт к концу история Вселенной.
В следующий раз мы увидели Бэзина, когда он преодолевал на байдарке каскад порогов на какой-то очень бурной горной реке.
Затем он спустился в пещеры на дне впадины Минданао, и с тех пор его никто не видел.
Впрочем, время от времени мы получаем от него весточку.
Из цикла «Мана»
Незадолго до конца
Однажды воин сразился с колдуном.
В ту пору такие поединки происходили часто. Между воинами и колдунами существовала глубокая природная неприязнь, как между собаками и кошками. Как правило, воин оказывался побеждённым, и человечество в целом становилось ещё вот на столечко разумнее. Иногда воин побеждал, и человечество снова выигрывало: ведь колдун, не способный справиться с каким-то там воякой, всего лишь пародия на колдуна.
Однако эта схватка отличалась от остальных. Во-первых, воин сражался волшебным клинком. Во-вторых, колдуну открылась великая и ужасная истина.