— Выколите ему глаза. Отрежьте нос. Оторвите уши. Проткните скальп. Раздавите яйца. Невелика потеря. Надеюсь, умрет.
Меня хватило всего на несколько шагов, а затем на дороге раздались рев и крики. Его последователи все никак не переходили к словам. Моя тень упала на асфальт, как жертва убийства, а когда я оглянулся, то понял, что они высветили меня прожектором.
— Я порвал его бумаги, — говорил Ригг. — Я разнесу ему голову. Он будет кричать. Он желе. Он никто. Я хочу, чтобы он страдал.
Он повторялся. Ему не хватало слов. Я довел его до того, что он растерял весь свой словарный запас, — но стиль и смысл его фраз стали мне наконец понятны. Он так не выражался, я же слышал, как он говорит. Ригг украл мою технику. Его послания были построены на использовании букв моего имени.
Без меня у него нет стиля. Он ничто, и я собрался ему об этом прокричать. Свет ослепил меня, однако я все еще слышал его банду. Возможно, я пока не готов к схватке. Слева показался странно знакомый проход. Может, мне пока вернуться в мотель? Даже он сейчас казался уютным. И, едва подумав об этом, я нырнул на боковую аллею и побежал к свету в ее конце.
— Стой, Бреди! — кричал мне вслед Ригг, а потом я услышал, как мое рваное дыхание отражается эхом от стен.
Стены сжимались, я задевал их плечами на бегу. Я почти ничего не видел в полутьме после яркого света прожектора. Но как только я вынырнул оттуда, глаза привыкли к темноте и я понял, где нахожусь. Напротив было здание, в котором я проводил встречу, а слева стоял фургон с ретранслятором.
Я не медлил. Кто-то оставил бутылку на мостовой. Мне жутко хотелось выпить, но времени не было. Обернувшись, я заметил, что, несмотря на яркое освещение, улица странно пуста. А потом я вытащил мотельный ключ с тяжелым брелком. Если другие могли разбить стекло, то и мне это удастся. По крайней мере, в фургоне можно спрятаться. Я с первого удара вынес стекло со стороны водителя и расчистил раму от осколков. А потом открыл замок и забрался внутрь.
Теперь Ригга и его благодарной аудитории не было слышно. Благословенная тишина. И на улицах тихо, как и положено ночью. Ригга словно и не существовало. А раз уж я сюда забрался, то смогу и завести фургон. Сумею ли я скрыться? «Ни за что», — насмешливо сказал бы он, приняв надменную позу. Я не мог спустить ему это с рук, не мог сбежать. Раз уж он предложил мне словесную дуэль, я просто обязан его переиграть. Я буду говорить больше, я смогу выражаться лучше, нужно только понять, как работает громкоговоритель. Мне удалось найти нужную кнопку, и улица наполнилась звуками моего сбитого дыхания. Что выбрать, сарказм или лесть? Стоит мне ошибиться, и главный калибр выпалит вхолостую. Соберись, Бреди. Выбери и не медли. Я буду отвечать тихо.
И все же был неприятный момент, когда я растерял все слова.
Но я понял, с чего нужно начать.
Я подтянул к себе микрофон и сказал:
— Это не я.
Рождественские декорации
— Вот наконец и они! — воскликнула бабушка Дэвида, и ее лицо стало сначала зеленым в свете мерцающего пластикового остролиста, который обрамлял входную дверь, а затем красным, когда бабушка, тяжело ступая, вышла, чтобы обнять мать Дэвида, и оказалась в отблесках костюма Санты, сидящего в санях под окном.
— Что, попали в «пробку», Джейн?
— Я все еще не вожу машину, мама. Поезд опоздал, и мы не успели сделать пересадку.
— Тебе надо найти себе мужчину, Джейн! Правда, у тебя же есть Дэви, — пропыхтела бабушка и, переваливаясь с боку на бок, устремилась навстречу внуку.
Ее объятия оказались еще более крепкими, чем в прошлый раз. От бабушки пахло одеждой, такой же старой, как она сама, и запах этот не мог полностью перебить другого, тяжелого духа, который, как подозревал Дэвид, исходил от ее старческого тела. Мальчик смутился еще больше, услышав, что у дома притормозила какая-то машина, но водитель, видимо, просто залюбовался праздничными украшениями. Когда бабушка неожиданно отпустила Дэвида, он решил, что она заметила его замешательство, но ее напряженный взгляд был обращен к саням.
— Он что — спустился? — прошептала она.
Дэвид все понял раньше своей матери. Он сделал шаг назад между заросших травой клумб и украдкой посмотрел вверх, туда, где над окнами спален вспыхивала надпись «Счастливого Рождества». Второй Санта по-прежнему сидел на крыше; его светящаяся фигура раскачивалась взад-вперед на ветру, и казалось, что он тихонько посмеивается.