– Тань, возьмёшь к себе в бригаду? Ты понимаешь? – повторила она громче. – Пойдёшь к Тане, к Та-не! – она показала пальцем. – Понятно?
Лёша кивнул и попытался показать руками, что он не глухой и не умственно отсталый, но вышло не очень.
– Совсем дурачок, бедненький, – покачала головой новая начальница. – Как бы в люк не свалился…
Теперь с шести утра Лёша в оранжевом жилете скрёб метлой дорожки парка. Методичное шарканье умиротворяло и настраивало мысли на новый лад. Лёша отпустил бородку, побрился наголо и стал похож на монаха-молчальника в кризисе среднего возраста. Телефон он потерял, да и не скучал по нему. По вечерам он любил подметать листья у креативного кафе «Улан-Butter», прислушиваясь к беседам прибогемленной публики. Беседы на открытой веранде велись приватно, то есть так, чтобы было гарантированно слышно за парой соседних столиков.
– …ну, Костя Эрнст был, Витя Пелевин собирался, но не пришёл… нет, меня не было, их другая смена обслуживала, – лениво вещал паренёк со следами атакующих прыщей. Из его сумки торчала кепка службы кейтеринга. «Никчёмное ты пустое место, – меланхолично размышлял Лёша, вытряхивая мусор из урны в мешок. – Что ты пытаешься показать этими «Витя», «Костя»? Что ты с ними на одном уровне? Самому-то не смешно?»
– Нет, новый логотип «Вольво» – вполне сносно. Но не огонь, не огонь.
«А ты огонь? – мысленно спрашивал Лёша. – Вчера за этим же столиком хвастался, какую рекламку сваял для ларька с шавермой. Ты правда считаешь, что можешь оценивать людей в пятьсот раз опытнее тебя?»
В доморощенных экспертах он узнавал прежнего себя. Было смешно, неприятно и щекотно в том месте, где у старого Лёши располагалось самолюбие, а у нового – только «кря».
– А знаешь, куда пропал…?
Услышав свою фамилию, Лёша замер.
– Само собой, инфа между нами, – доверительно сообщила приятелю бодипозитивная барышня в неоново-розовых шортиках и розовых же очках а-ля Лара Крофт. – Говорят, подался в Непал постигать дао. Каково, а? – она откинулась на спинку стула, победоносно оглядывая притихшую веранду. Стул жалобно заскрипел и вдруг подломился.
Крик барышни вывел Лёшу из оцепенения. Он шагнул по ступеням, чтобы помочь подняться, но её спутник грубо толкнул Лёшу в оранжевую грудь:
– Куда пр-рёшь…
– Кря! – в тон ему отозвался Лёша и кинулся прочь, забыв метлу. «В Непал, в Китай, хоть в Магадан», – яростно бормотал он про себя. Он вышел на пляж, где ещё окунали телеса в воду самые закалённые горожане, и устало опустился на песок. Возле него валялись забытые кем-то формочки. Лёша машинально взял одну и слепил куличик, потом ещё и ещё один. Сухой песок не держал форму и струйками стекал с аккуратных верхушек.
Из ниоткуда появилась девочка пяти лет. Засунув палец в нос, она понаблюдала за Лёшей, потом подобрала формочку и зачерпнула мокрого песка поближе к воде. Свой куличик она поставила рядом с Лёшиными, никудышными, заранее для прочности сунув в формочку зелёное бутылочное горлышко.
– Дядя, у меня красиво? – спросила девочка.
– Очень! – искренне похвалил Лёша. – Только лучше кря-кря крякрякря… – Он испуганно замолк. Помолчал, улыбнулся и повторил, смакуя забытые слова:
– Красиво. Очень красиво!
Круг десятый (на события февраля 2022 года)
– А здесь у нас десятый круг, – прощебетала экскурсовод, помахивая кисточкой на хвосте. – До недавнего времени кругов ада было, как известно, девять. Но мы идём в ногу со временем! Осторожно, скользко…
Наша группа обогнула озеро, где вмёрзший в лёд Люцифер вечно терзал предателей – Иуду, Брута и Кассия, – и свернула к неприметной пещерке. В свете люминесцентных ламп нашим взглядам открылся обычный коридор, каких полно в любой больнице от Калуги до Владивостока. Экскурсанты переглянулись, но настоящий сюрприз ждал нас в конце коридора, где на двери белела табличка:
«Родильный зал».
– Не ожидали? – улыбнулась чертовка, отпирая дверь. – Прошу!
Мы протиснулись в комнату, дышащую прохладным кафелем. Обычная родильная палата: покрытые клеёнкой и простынями кровати Рахманова, шкафчики с медицинской ерундой; единственной странностью были тумбочки у кроватей.
– Как вы уже знаете, – начала экскурсовод, – главное в аду – справедливое наказание. Если правитель начал войну, в которой погибла тысяча человек – будет справедливо, если он сам, своими, эм-м-м, руками родит тысячу человек. Если из-за репрессий пострадал собственный народ – пускай столько же и родит…
Взгляды экскурсантов растерянно перескакивали с тумбочки на тумбочку. На одной лежали акварельные краски и пара вполне достойных натюрмортов. На второй – стопка книжек с закладками и обкусанная трубка. На третьей, самой ближней – раскрытая тетрадь с закорючками на непонятном языке.