Во время завтрака собравшиеся за столом казались еще менее материальными, еще более эфемерными, чем вчера. Женщина, с которой я провел ночь, помешивала ложкой яйцо всмятку, не поднимая на меня глаз; ее тело под батистовым платьем должно было еще помнить наши любовные игры; вероятно, это была та самая, которая накануне за ужином поднесла мне огня, но я не был до конца в этом уверен; дети молча уплетали тосты с маслом, обильно запивая фруктовым соком; я же листал утренний журнал с еще более неутешительными новостями, на которых я напрасно пытался сосредоточиться, настолько меня отвлекало мое собственное присутствие: я так остро ощущал свою материальность, что у меня даже ныли суставы. Объявили о приходе врача: я встретил его в коридоре и в нескольких словах обрисовал ему вчерашнюю ситуацию. «Тут нет повода для беспокойства, это случается в таком возрасте и порой сопровождается сильным жаром. Главное сбивать температуру, как вы абсолютно правильно и сделали». Пройдя в комнату, он осмотрел мальчика, который выглядел утомленным и не сопротивлялся; врач стал было его расспрашивать, но он ничего не помнил. Температура стала поменьше. «Ему нужно немного поесть, — заключил врач, убирая инструменты в аптечку. — Бульон, компот, немного белого риса, если он будет в состоянии». На улице по-прежнему лил дождь, и, захватив большой коричневый зонтик, чтобы проводить его до машины, я отступил в сторону, чтобы пропустить его в ворота, одновременно прикрывая от дождя. Стоя в одиночестве на улице спиной к воротам, я заколебался: не вернуться ли мне в квартиру? Я окинул взглядом улицу в соответствующем направлении, и мое горло сжалось, когда я заметил двух мужчин в черном с зонтиками в руках. Они держали их довольно высоко, позволяя мне с нарастающим ужасом разглядывать их сверкающие, безжизненные глаза и их губы, приоткрытые в широкой хищной улыбке. Неторопливо, равномерными шагами они направлялись ко мне.
Старая история
I
Пронзив головой воду, я открыл рот, чтобы сделать вдох, в оглушительном фонтане брызг нащупал руками бортик, подтянулся и, перенеся вес на плечи, вытолкнул из бассейна тело, с которого струилась вода. Мгновение я постоял на краю, пытаясь сохранить равновесие, сбитый с толку гулкими криками и плеском воды, ослепленный отражениями частей моего тела, которое дробилось в больших зеркалах, обрамлявших бассейн. Под ногами росла лужа; мимо пронесся ребенок, и я чуть не упал обратно в воду. Восстановив равновесие, я снял шапочку и очки, бросил через плечо последний взгляд на мышцы своей блестящей спины и вышел через распашные двери. Вытершись насухо и переодевшись в серый, шелковистый, приятный на ощупь спортивный костюм, я вернулся в коридор. Без колебаний миновав одну развилку, затем другую — здесь было довольно темно, и стены едва виднелись в тусклом свете — я побежал трусцой, как на пробежке. Неопределенного цвета стены тянулись мимо; порой мне казалось, что я вижу пустоту или, во всяком случае, более темный участок стены, мне было сложно об этом судить; время от времени ткань куртки шуршала по стене, и я возвращался на середину коридора, который, должно быть, слегка изгибался, но почти незаметно, ровно настолько, чтобы я сбивался с курса; я успел вспотеть, хотя здесь было не жарко и не холодно; я равномерно дышал, каждые три шага вдыхая безвкусный воздух и выдыхая его почти со свистом; локти я прижимал к телу, чтобы не удариться о стены, которые то приближались, то отдалялись, словно коридор извивался, подобно змее. Впереди ничего нельзя было различить, и я двигался почти наугад, потолка тоже не было видно; может быть, я бежал уже под открытым небом, а может быть, и нет. Сильно ударившись обо что-то локтем, я машинально потер его и повернулся: на стене, выступая из сумрака, что-то поблескивало. Я протянул руку: это была дверная ручка, я повернул ее, и дверь отворилась, увлекая меня за собой. Я оказался в знакомом саду, где царили спокойствие и безмятежность: сияло солнце, пятна света покрывали аккуратно подстриженные листья плюща и бугенвиллии, которые оплели беседку; поодаль из земли тянулись переплетенные стволы старой глицинии, покрывавшей своей листвой высокий фасад дома, который нависал надо мной, словно башня. Было жарко, я вытер с лица бисеринки пота рукавом. Затем вошел внутрь. Из приоткрытой двери в конце коридора до меня донеслись странные звуки — довольно низкие взрывные согласные вперемежку со свистом; ребенок, должно быть, играл в солдатиков, сшибая одного за другим среди шквала взрывов и выстрелов. Я не стал ему мешать и направился к винтовой лестнице, которая вела на второй этаж; на площадке меня на мгновение остановил ироничный, устремленный в пустоту взгляд «Дамы с горностаем» с большой репродукции, висевшей там. Женщина была на кухне; при звуке моих шагов она положила нож, повернулась с улыбкой, подошла ко мне, прижалась и нежно поцеловала. На ней было легкое жемчужно-серое домашнее платье. Я погладил ее бедро, скрытое тканью, и, вдыхая запах вереска, миндаля и мха, зарылся лицом в светло-рыжие волосы, собранные в нарочито небрежный пучок. Она тихо засмеялась и освободилась от моих объятий. «Я готовлю обед. Осталось чуть-чуть». Провела кончиками пальцев по моему лицу. «Малыш играет». — «Знаю. Слышал, когда вошел». — «Можешь его искупать?» — «Конечно. Ты хорошо провела день?» — «Да. Я забрала фотографии, они наверху, на комоде. Да, вот еще что, у нас проблемы с электричеством. Соседка звонила». — «Что говорит?» — «Напряжение, видимо, скачет. Из-за этого у них отключается электричество». Я нахмурился. «Она явно не в себе. Мы дважды проверяли проводку. С профессиональным электриком». — «Да, знаю». Я развернулся и пошел вниз. Звуки сражения стихли. Я зашел в соседнюю с детской ванную, включил воду, проверил, чтобы она не была слишком горячая, и оставил ванну наполняться. Затем открыл дверь в детскую. Ребенок был в одной футболке; сидя с голым задом на корточках, он снимал на цифровой фотоаппарат маленьких оловянных всадников с пиками и ружьями, которые были аккуратно расставлены на коврике, расстеленном поверх серой плитки. Мгновение я смотрел на него, как сквозь стеклянную стену. Потом подошел и легонько шлепнул по заду: «Пора мыться, пошли». Он выронил фотоаппарат и с визгом бросился ко мне в объятия. Я взял его на руки, отнес в ванную, снял с него футболку и посадил в воду. Он тут же начал плескаться, смеясь и брызгая водой на стены. Я смеялся вместе с ним, но в то же время, отступив назад и прислонившись к двери, наблюдал, как он опускается с головой под воду.