В студии было свежо, чтобы не сказать холодно. Я поменял диск и осмотрел шкафчики в поисках съестного. Там было негусто, но я сумел подкрепиться сардинами в масле, луком, черным хлебом и розовым вином. К концу трапезы я уже дрожал от холода; наскоро убрав посуду, я отправился в ванную, включил душ, подождал, пока он нагреется, разделся и нырнул под него. Под горячими струями я размял мышцы, наслаждаясь ощущениями своего длинного жилистого тела. В спальне я вытерся досуха перед большим круглым зеркалом в изножье постели, которой служил матрас, лежавший на полу и застеленный плотным покрывалом с длинными зелеными стеблями на золотом фоне. В зеркале была видна только нижняя половина моего тела; несмотря на маленький член, съежившийся над мошонкой, оно казалось почти женским, что не только не вызывало у меня никакой тревоги, но скорее доставляло неясное и ласкающее удовольствие. Я повернулся, чтобы посмотреть сбоку на изгиб ляжки, плавную линию спины, нежный овал ягодицы. Затем встал на постели на четвереньки, задом к зеркалу, и повернул голову. Зад, закрывая верхнюю половину тела, смотрел прямо в круг зеркала, и я слегка раздвинул его рукой, приоткрывая желтоватый цветок ануса, который осторожно моргал, как бы созерцая сам себя — крохотное, но бездонное завораживающее отверстие. Оно показалось мне очень красивым, и я долго смотрел на него, пока вконец не разомлел и не растянулся на покрывале во весь рост. Мне больше не было холодно, и я заснул, будто на зеленом лугу, убаюкиваемый легкомысленными, насмешливыми, игривыми каденциями последнего концерта. Было темно и тихо, когда я проснулся весь покрытый гусиной кожей и, проскользнув под покрывало и простыни, укутался ими, чтобы согреться. Заснуть не получалось, в конце концов я встал и, укутанный покрывалом до плеч, пошел на кухню выпить стакан воды. В нижнем углу темного раздвижного окна я заметил ромб света, окно квартиры по соседству, плоскость, пересеченную по диагонали длинным белым диваном, на котором расположилась молодая женщина в изысканном нижнем белье. Над диваном висело небольшое круглое подвижное зеркало; женщина делала макияж, стоя перед ним на коленях и слегка выпятив для равновесия зад. Время от времени она поднимала руку, чтобы поправить наклон зеркала или приблизить его к лицу; от этого движения ее грудь в чашках лифчика-балконета, растягивалась, а край грудной мышцы рельефно выдавался, словно прикрепленный к плечу молочного цвета жгут. Она двигалась быстро и точно, с безотчетным наслаждением предаваясь такому привычному для ее тела занятию. Некоторое время я наблюдал за ней, затем вернулся в постель. Сон перенес меня ко входу в какой-то дом, должно быть мой, который уже, видимо, давно стоял запертым. Анфилада дверей заканчивалась кухней, откуда, едва я открыл дверь, выбежал черный кот. Внутри воняло дерьмом и отбросами: наверное, кот, пока я отсутствовал, был заперт и все загадил. Ну и пусть, сказал я себе, пожимая плечами, жена уберет. Чтобы проветрить, я открыл дверь в садик позади дома и спустился в подвал; я прошел по длинному коридору, который вел в своего рода грот, обращенный к большому саду перед домом. Там меня ждали работники. «Ну что, Эмилио, — сказал я, — как продвигается работа?» Человек, к которому я обратился, подошел, держа шляпу в руках, и знаком пригласил следовать за собой наружу. Открывшийся вид привел меня в ужас. Сад, который прежде представлял собой живописные холмистые изгибы, среди которых можно было укрыться от посторонних глаз, оказался полностью засыпан, образуя плоскую поверхность на одном уровне с соседским домом. Я в отчаянии огляделся: старый полуразрушенный амбар, примыкавший к дому, исчез; Эмилио в своем чрезмерном усердии, похоже, снес его, чтобы засыпать сад. Вне себя от ярости я накинулся на работника: «Но, Эмилио, это совсем не то, что я просил тебя сделать!» Эмилио робко оправдывался, пока я бегал вокруг, оценивая размеры ущерба. Переделанный таким образом сад подходил к окнам соседнего дома, едва скрытого теперь несколькими кустами, и продолжался подъездной дорогой, которая раньше обрывалась у границ моей территории. И тут как раз показалась машина, которая весело бибикнула, пересекая мой сад. «Эмилио! — заорал я. — ты только посмотри на это! А мой амбар? Кто вам велел его сносить!» Напрасно я думал о том, как все восстановить, ущерб был слишком велик, задача казалась невыполнимой. Машина выехала из сада через открытые ворота, двигаясь к соседскому дому, и я последовал за ней, по-прежнему кипятясь. «Для начала вы мне все это прекратите! — рявкнул я, указывая на дорогу. — Это, слава богу, частная территория, а не шоссе!» Я вышел на улицу и огляделся. Еще одна машина с какой-то блондинкой за рулем медленно приближалась. Эмилио тоже вышел на улицу и встал рядом со мной, немного позади. Машина затормозила, как будто собираясь припарковаться, но вместо того, чтобы остановиться, медленно, с ужасным металлическим скрежетом врезалась в каменный столб, на котором держались ворота. Я ринулся вперед, но водительница, продолжавшая сжимать руль обеими руками, была невредима. Мне показалось, что я узнал мою соседку, которая странным образом походила и на мою жену, и на мою мать, — двух женщин, которые тоже не умели водить; я подошел к ней, чтобы обсудить новую проблему нашего соседства, но она, не давая мне и рта раскрыть, вывалила целый ворох жалоб через опущенное окно: «О, вы очень кстати! Вам известно, что ваша проводка совершенно вышла из строя? Напряжение все время скачет, и во всей округе отключается электричество!» От этих слов я пришел в я