– Одно... за другим... и зажечь сразу в трех местах...
Патер Иордан захрипел, упал на подушку и навеки покинул монастырь. Умер!
Так была раскрыта тайна трубки патера Иордана.
Восхождение на Мозерншпице
(Туристская юмореска)
Прежде всего должен предупредить, что я не имел решительно никакого желания, бродя по Швейцарии, разбить себе голову, и если отважился выступить в поход на Мозерншпице, то это объясняется очень сильными побудительными причинами: меня заставили это сделать три бутылки вина и дочь бернского трактирщика, у которого я их выпил.
Но к делу. Что представляет собой Мозерншпице? Поскольку я на нее лазил, нетрудно догадаться, что это – горная вершина, и притом островерхая, о чем говорит самое название. Что она принадлежит к Альпам, объяснять нет надобности, так как трудно допустить, чтобы кому-нибудь пришло в голову, будто в Швейцарии находятся Гималаи.
Мозерншпице гордо возвышается в Бернском кантоне, часах в шести езды от Берна, и примечательна тем, что до моего появления никто на ней ни разу не разбился насмерть – по той простой причине, что никто на нее не взбирался.
Вокруг Берна столько гор, что эта опасная гора теряется в их толпе, и не будь на свете предприимчивого бернского трактирщика Графергерена, никто до сих пор не имел бы понятия о том, что эта гора предоставляет массу возможностей для наслаждений, неразрывно связанных с альпинизмом, как-то: разбивание голов, перелом ног, рук и позвоночника.
Предприимчивый г-н Графергерен из Берна хорошо понимал, какими эта гора отличается преимуществами: мрачные ущелья, стремительные кручи, осыпающиеся каменья и т. п.– и решил поставить у ее подножия хижину для привлечения англичан и вообще людей, которым безразлично, откуда падать – с Монблана или с Мозерншпице.
Он построил хижину под горой и еще одну повыше, в четырех часах ходьбы, или, вернее, ползанья на карачках. С помощью ослов снабдил обе хижины запасами напитков, вина, ликеров, продовольствия и стал ждать первую жертву, которая сделает ему рекламу.
Волею судеб первым попался ему в руки я, В конце июня я приехал в Берн и остановился в его гостинице, где и клюнул, выражаясь вульгарно, отчасти на его вино, отчасти на дочку Маргарету.
И вино и Маргарета подстрекнули меня совершить восхождение на Мозерншпице. Вину удивляться не приходится, но удивительно, до чего бессовестны женщины.
Теперь-то я думаю: ну ее ко всем чертям, эту самую Маргарету из Берна; но тогда, разгоряченный вином, я готов был полезть на Эверест в Индии, а не то что на Мозерншпице, в которой всего три с половиной тысячи метров высоты.
Дело было так. Вечером, в самый день моего приезда в гостиницу Графергерена, я, попивая винцо, вступил в разговор с Маргаретой.
Что говорил – сам не знаю. Хвастался ей своими альпинистскими подвигами.
– Восхождение на Монблан – детская игра, пустяк, мадемуазель,– болтал я.– И знаменитый Глокнер – чепуха. В чем тут трудность? Даже голова не кружится.
Тут подошел г-н Графергерен.
– Милорд,– обратился он ко мне, решив по моим смелым речам, что я англичанин,– милорд, я могу вам предложить кое-что подходящее. Рискованный маршрут.
– Я предпринимаю только такие, которые грозят в семидесяти случаях из ста неминуемой гибелью,– врал я Маргарете.– Вы не знаете, сударь, где находится Небозизек?
– Не знаю, милорд. Она опасная?..
– Оттуда из сотни человек нормальными выходят разве что пятеро,– спокойно ответил я.
Это и на равнодушного Графергерена произвело должное впечатление.
– Милорд,– сказал он,– ручаюсь вам, что смертельный исход вполне возможен и на Мозерншпице.
Там есть обрывы и пропасти в две тысячи метров глубины.
– Это пустяк, господин Графергерен. Принесите eщe бутылку и дорогой обдумайте мой вопрос: можете ли вы мне поручиться, что в случае несчастья я разобьюсь вдребезги?
Вернувшись с вином, хозяин ответил:
– Могу дать вам честное слово, что вы превратитесь в котлету. Падая, вы раз двести ударитесь об острые выступы скал,– стал он завлекать меня.– И кроме того, учтите хорошенько то благоприятное обстоятельство, что на Мозерншпице свирепствуют страшные бури и ливни, так что могу поручиться: вас смоет водой и сорвет ветром в пропасть.
– Ну, это хорошо для новичков, господин Графергерен, а для таких альпинистов, как я, не имеет никакого значения.
– Понимаю, милорд, но не забудьте, что вам придется подниматься по ледяным полям, а на Мозерншпице ледяные поля – дело нешуточное. Насколько я знаю, из ста случаев по меньшей мере восемьдесят кончаются тем, что человек проваливается. Одним словом, милорд, восхождение на Мозерншпице – прямо для вас. Не упускайте также из виду, что это единственная гора во всей округе, на которой вас может неожиданно окутать туман; очень велика вероятность сорваться в пропасть. Дальше: камни там осыпаются как раз в тех местах, где тропка вьется над пропастью. Все как будто для вас устроено.
– Экспедиция в вашем вкусе,– поддержала Маргарета.
– Мадемуазель, вам будет приятно, если я взберусь на Мозерншпице? – спросил я.
– Да, милорд,– ответила она.
«Чтоб тебя черт побрал, швейцарская красотка!»– подумал я. А вслух произнес:
– Мадемуазель Маргарета, я полезу на Мозерншпице.
И полез...
Проводника моего звали Георг. Он оказался католиком и многозначительно напомнил мне, что на дорогу можно исповедаться. Я отказался. Тогда он попросил, чтобы я дал ему на водку, пока мы еще в Берне. Эту просьбу я удовлетворил.
Георг так основательно хлебнул водчонки, что еще в Берне хотел привязать меня к себе предохранительным канатом. Я отклонил и это, и мы отправились, друг с другом не связанные, к хижине г-на Графергерена, куда хозяин еще прежде выехал на осле.
– Если я вас не увижу,– сказала мне Маргарета на прощание,– то буду ходить молиться на вашу могилу.
Эти швейцарские девушки такие добрые!
После шестичасового спокойного перехода мы подошли к первой хижине г-на Графергерена, где переночевали, пользуясь всеми удобствами, предоставленными нам гостеприимным хозяином.
А утром снова пустились в путь. Г-н Графергерен потирал руки. Прощаясь, он промолвил:
– Что передать вашей семье в случае возможного несчастья, милорд?
– Передайте только, что я рекомендую вас и Мозерншпице всем своим знакомым.
– Слушаю,– ответил он предупредительно и затянул тирольскую песенку с переливами.
Подъем становился все круче. Георг привязал меня к себе, и, могу сказать, что это был добрый католик, так как он все время молился.
– Как бы вы поступили,– спросил я,– если б я поскользнулся и повис над пропастью, а вам одному трудно было бы удерживать меня? Стали бы вы ждать, когда придет помощь?
– Я перерезал бы канат,– спокойно ответил Георг,– и пошел бы в Берн сообщить о несчастье. Заметка попала бы уже в дневной выпуск наших газет, и посмотрели бы вы, какой получился бы эффект.
И как это было бы выгодно Графергерену. Все англичане полезли бы сюда: ведь они так любят опасность!
– Голова этот Графергерен, а?
– Да.
Искренность Георга понравилась мне. Приятно беседуя о разбившихся альпинистах, мы карабкались все! выше и выше, пока не добрались до второй хижины, перед которой зияла порядочная пропасть.
Мы вошли в хижину, и пока Георг приготовлял гуляш из консервов да откупоривал вино, я стал размышлять.
Позади домика вздымалась тысячеметровая стена Мозерншпице с торчащими выступами, похожая на гигантский жилой дом с балконами. Кое-где блестел снег, лед. Всюду чудовищные расщелины.