– В университет тоже было нелегко, однако…– Крюкова многозначительно посмотрела на девушку.– Только один звонок председателю…
– Звонок,– хмыкнула Нина.
– Я понимаю, что труднее…
– А риск?
– Чем больше риск, тем больше благодарность.– Валентина Павловна вышла и вернулась с пачкой денег.– Аванс.
Мажарова завороженно смотрела на внушительную стопу купюр.
«Боже мой! – мелькнуло у нее в голове.– Вот она, свобода!»
– Поверьте, вы совершите доброе дело,– словно издалека доносился до Нины голос Валентины Павловны.– Осчастливите троих людей…
– Ладно,– выдавила из себя Мажарова; ей казалось, что эти слова произнесла не она, а кто-то другой.– Какую вы хотите?
– Трехкомнатную, конечно же! – оживилась Крюкова.– И, если можно, поближе к центру…
– Постараюсь…
– А на Сиреневой набережной?– выдохнула Валентина Павловна.– Ну, в девятиэтажке?
…Когда Мажарова вернулась к себе, Вольская-Валуа молча протянула ей телеграмму. В ней сообщалось, что через день приезжает Михаил Васильевич, дядя Нины…
– Ну, тетя Поля,– с сожалением вздохнула девушка,– лафа кончилась… Завтра придется перебираться в общежитие…
Дело в том, что эта квартира не принадлежала ни ей, ни ее родителям.
Родилась и выросла Мажарова в небольшом городке Павловске, неподалеку от Южноморска. Тихое провинциальное захолустье часто рождает обывателей или мечтателей. Нина относилась ко второй категории. Она всегда пребывала в грезах о чем-нибудь необыкновенном. В детстве – о славе киноартистки. И непременно знаменитой. Затем, когда подросла и окончила школу,– о жизни в большом городе с огромными домами и вереницами автомобилей. Идеалом для нее был Южноморск с его пестрой публикой и праздничным духом. Она ездила туда поступать в институт, но с треском провалилась, так как в школе училась средне. В ее родном Павловске было одно-единственное учебное заведение – финансовый техникум. Пришлось идти туда.
После техникума наступили будни – работа на старенькой фабрике и дом. Единственное увлечение – мечты. Теперь уже о блестящем муже – капитане дальнего плавания, крупном ученом, космонавте. Пищу для грез давал телевизор. Но у них в Павловске не было моря, отсутствовали крупные предприятия, а космодром находился за тысячи километров.
Местным женихам Нина отказывала. Постепенно претенденты иссякли. Годы уходили. И вот Нина решилась сама поехать в Южноморск: не придет же гора к Магомету.
В Южноморске, помимо тети Полины, родной сестры отца, жил еще один родственник – двоюродный дядя. Тоже Мажаров. Он приходился отцу Нины двоюродным братом.
Дядя, Михаил Васильевич, был человек суровый и родню не очень жаловал. Его поглощала единственная страсть – красивые, дорогие, старинные вещи. Деньги Михаил Васильевич имел. И немалые. Считай, полгорода ходило с его зубными протезами. Дантист он был, надо сказать, отличный, клиентуры хоть отбавляй.
Эта страсть разделила Михаила Васильевича не только с дальними, но и с ближайшими родственниками. Когда была жива жена, семья еще как-то держалась. Но с ее смертью дети дантиста – дочь и сын,– повзрослев и встав на ноги, постарались уехать от скупердяя-отца подальше. И общались с ним лишь посредством редких писем да телеграмм по случаю дня рождения.
Приезд Нины в Южноморск не стал желанным подарком для дяди. Надо было помогать девушке с устройством, предоставить хотя бы временное жилье. Михаил Васильевич болезненно воспринимал любое постороннее вторжение в его жизнь, а еще больше – в квартиру-музей.
Полина Семеновна взяла его в оборот. Брюзжа и ворча, дантист устроил так, что Нину по лимиту приняла на вновь построенный завод химического волокна (его директор сверкал прекрасной вставной челюстью, сработанной Михаилом Васильевичем), прописали и дали место в общежитии. Но работала она не у станка (заводу выделили лимит только для рабочих), а в бухгалтерии. Дядя попросил…
На несколько месяцев в году – в самую жару – Мажаров был вынужден оставлять весь свой антиквариат на попечение Полины Семеновны: с какого-то времени у зубного протезиста стало пошаливать сердце, и врачи настоятельно советовали уезжать летом в более северные широты. С июня по август он проводил в Карелии, где теперь постоянно снимал домик возле озера.
Тетке было скучно и боязно одной в таких апартаментах. Да еще в городе произошло несколько квартирных краж, слухи о которых с неизменными преувеличениями распространились по всему Южноморску. Поэтому Вольская-Валуа попросила племянницу пожить вместе с ней у дантиста, что та с удовольствием и сделала.
И вот теперь хозяин ехал из Карелии домой.
Свое возвращение в общежитие Мажарова отметила вечеринкой, на которую пригласила девчат из других комнат. И даже комендант, суровая и строгая Раиса Егоровна, согласилась заглянуть к Нине на огонек, чего с ней никогда не случалось. Все только потому, что в общежитии знали, чья Мажарова невеста.
Но ни восхищение подруг, ни почтительное отношение коменданта не радовали Нину. Переезд в общежитие с его казенным бытом, мебелью, общей кухней и душем еще больше обострил тоску. Ожидание становилось невыносимым.
Единственное, что не беспокоило,– это деньги. Из тех, что так нежданно-негаданно свалились, можно сказать, с неба, она отдала долги, расплатилась с тетей Полей, и еще осталась порядочная толика.
Чтобы поддержать репутацию будущей жены влиятельного и состоятельного человека, Мажарова не скупилась на затраты. И деньги таяли день ото дня. Такая уж особенность у денег. Тем паче – у шальных. Они, как магнит, притягивают людей, подобных Фаине Петровне.
Спекулянтка скоро проторила дорожку к Нине и в общежитие. Девушка не могла отказать ей: во-первых, неудобно, во-вторых, та еще могла ей пригодиться (и, по мнению Нины, в недалеком будущем), в-третьих, Фе Пе приносила вещи, которые соблазнят кого угодно.
И вообще лихорадка приобретения захватила Мажарову. Ей казалось, что уже сами вещи делают человека значительным, возвышают над другими.
Появление дорогих нарядов, роскошного заграничного магнитофона, умопомрачительной зажигалки (девушка начала курить, считая это признаком светскости) и других безделушек она объясняла Вере, с которой жила в одной комнате, тем, что родители выдали ей деньги на приданое.
Ах, эта Вера…
Все ей расскажи, объясни, растолкуй. Особенно нервировало Мажарову, когда Вера поднимала вопрос о Виленском.
Действительно, тянулись дни, недели, а Сергей Николаевич все не ехал. Нине казалось, что девчонки втихомолку уже посмеиваются над ней (и правда, кое-кто судачил по этому поводу, а тут еще ближайшая подруга с расспросами. Нервы у Нины были на пределе.
Как-то у них с Верой произошел разговор, окончившийся ссорой.
– По-моему, так поступать, как твой Сергей, нельзя…– начала Вера.
Начала без всякого желания обидеть подругу и даже наоборот – из чувства сострадания.
– Значит, занят,– отрезала Мажарова.
– Так невеста же…– продолжала Вера.– Я просто удивляюсь… В книгах вон пишут, как влюбленные бросают самые важные дела, а раньше из заточения, из крепостей бежали, чтобы только увидеть любимую…
Вера обожала книги и фильмы про рыцарей, мушкетеров и прочих романтических героев. Она собирала макулатуру и таскала на приемный пункт ради томиков Дюма, которыми зачитывалась по ночам.
– А может, он за границей! – не сдавалась Нина.– И не имеет права давать о себе знать!
– Прямо уж! – возразила Вера.– Моей тете муж даже из Антарктиды звонил. По радиотелефону. Из Антарктиды! А это на другом конце планеты…
– Ну что ты пристала?– взвилась невеста Виленского.– Как пиявка, ей-богу!
– Просто дико… Чтобы в наше время всемирной коммуникации…– вставила было Вера только что вычитанное в газете слово.
Но Мажарова рыкнула на нее:
– Заткнись! Завидно, так и скажи!
– Что, что?– опешила Вера.
– Ну какие у тебя кадры?– презрительно скривилась Нина.– Один – шоферюга, другой – слесарь… Ты просто бесишься от зависти…
– Зато честные! – выкрикнула Вера, покраснев от обиды.