- Молчи! Ведь не для того мы отправились на войну, чтобы есть трупы. Четыре!
Тот, в рваном жупане, сцепился с Кшиштофом взглядом. Так они стояли какое-то время, после чего сапежинец выругался, повернулся и направился за ограду кладбища. Его два приятеля: высокий, в мисюрке, и с чеканом в руке, и низкий, худой, с перевешенной через плечо рапирой, поспешили за ним. Вилямовский глядел в их сторону, пока троица не скрылась в полутьме. Только сейчас до него дошло, насколько сильно овладела им холодная дрожь. Он боялся. И следовало это признать перед самим собой. А действительно ли я прав?, - подумал Кшиштоф. – Следует ли это делать? И так уже все мы прокляты… Но, может… Он надеялся, что сделанным минуту назад он подложил еще один кирпичик к спасению. К искуплению того, что занозой торчало где-то глубоко в его душе.
- А чтоб его! – выкрикнул он с яростью и стукнул кулаком по размокшей от дождей земле могилы. Сил у него уже не осталось. Все на этой войне выглядело не так, как он себе представлял. Все было другим. Наместник медленно поднялся, отвернулся от могильного холма.
- Иди на квартиру, - сказал он Кацперу. – В сундуке у меня в комнате есть пара сухарей.
Его почетовый30 кивнул. Кшиштоф еще подождал, когда тот исчезнет в темноте, а потом направился к воротам. Снова вернулись головокружения. И он знал, что те означали. Вот уже пять дней у него во рту не было ни маковой росинки. Говоря попросту – он был голоден.
Улицы Китай-города – последнего, помимо Кремля, района Москвы, который еще оставался в польских руках, были совершенно пустыми. Впрочем - а кто должен был по ним ходить? Горожане прятались по домам, а польский гарнизон Кремля давно уже страдал от голода. На улицах царила тишина. Только лишь где-то далеко, на гигантских стенах охрана обменивалась негромкими сигналами. Печальные голоса труб под мрачнеющим осенним небом звучали жалостно.
Москва всегда изумляла Кшиштофа. Понятное дело, тогда, когда он не был голоден. Изумляла своим внешним видом, а поражала своей громадой. Даже сейчас, хотя на улицах было темно, он мог рассматривать огромные деревянные дома, огражденные солидными деревянными заборами; каменные боярские хоромы, огороженные от улицы палисадами из почерневших древесных стволов, и церкви – громадные, выстреливающие в небо тысячами колоколен и куполов, увенчанных целым лесом покривившихся православных крестов. Москва была польской. Она была твердыней и в то же самое время ловушкой, поскольку за стенами Китай-города и Кремля стояли войска Минина и князя Дмитрия Пожарского, которые невозможно было сосчитать, словно волки они ожидали момента, когда смогут погрузить клыки в телах ляхов. Тех самых поляков, которые до сих пор безнаказанно их громили в хвост и в гриву.
Крик, неожиданно донесшийся из боковой улочки, вызвал, что Вилямовский вздрогнул и схватился за рукоять сабли. Окрики повторились, сейчас уже намного слабее, а потом вообще затихли. Кшиштоф подумал недолго – затем вырвал саблю из ножен и завернул в ту узенькую улочку. Он даже начал бежать, насколько у него было сил. В переходе между двумя деревянными стенами домов было так темно, что конца закоулка не было видно.
Он заметил их раньше, чем они его. Два человека в жупанах, которые обычно носили венгерские гайдуки, прижимали к земле дергающуюся фигуру. По длинным светлым волосам Кшиштоф понял, что это женщина. Валявшаяся неподалеку факел давал немного света.
Гайдуки были настолько поглощены насилием, что схватились на ноги лишь тогда, когда поляк был в нескольких шагах от них. Странно, что у них еще имелись на все это силы. Первый сорвался будто молния и наскочил на Вилямовского с саблей, а второй оттянул дергавшуюся женщину назад. Кшиштофу удалось атаковать первым. Он отбил удар слева и перешел в наступление. Гайдук уклонился, ударил плоско, низко, практически присев, а Вилямовский ушел в защиту лезвием, которое держал вертикально. А после того, как молния, рубанул сверху. Удар упал на голову противника. Гайдук вскрикнул и упал на землю.
Кшиштоф повернулся в сторону второго насильника. Тот отпустил руку женщины, отскосил и исчез в темноте. Шляхтич услышал лишь удаляющийся топот. Какое-то время он вслушивался в него, а потом подошел к лежащей. Женщина глядела на него. Он же видел только лишь бледное пятно на месте ее лица и встрепанную волну светлых волос. Они были прекрасны – длинные, шелковистые. Когда поляк схватил женщину за руку и помог подняться на ноги, они рассыпались по поношенной черной свитке. Волосы спускались ниже ягодиц девушки.
- Идти можешь?
Та кивнула, так что Кшиштоф потянул ее к выходу из улочки чуть ли не силой. Они шли быстро, хотя шляхтич уже совершенно лишился сил, тяжело дышал, а через какое-то время головокружение чуть ли не свалило его в грязь. Чтобы удержаться на ногах, он обнял девушку в поясе, и тут убедился в том, что она такая же исхудавшая, как и он сам. Почувствовав прикосновение, она остановилась.