И это было еще не все. Кшиштоф постоянно задумывался над тем, что же он видел тогда, когда убил Злотого. Тот образ, та сцена все время возвращались к нему. Что все это могло означать? Или все это ему лишь привиделось? И кем, черт подери, были те, о которых сказала ему конская голова? Те самые, дл которых весь этот ад, разыгрывающийся в московском Кремле, был важен. Нет, московитами они быть не могли. Кшиштофу казалось, что в то, что происходило вокруг, включились некие могучие и таинственные силы. И им даже не была важна капитуляция твердыни. Скорее уж, им были нужны жестокость, насилия и извращения, которые имели здесь место. Он был помехой на их пути, но это лишь сильнее побуждало Вилямовского к действию. Он не знал, что обо всем этом думать. Но одно было точным: не дамся, думал он. Ничто меня не сломит, когда рядом со мной Соня и Рудзиньский. Veto, veto, вот что мог он говорить своим противникам. Это было его правом шляхтича.
Тот день, когда все вновь началось, был точно таким же, как и всякий другой – октябрьский, мрачный и печальный. С самого утра ветер гнал по небу свинцовые, секущие холодным дождем тучи. С утра Кшиштоф должен был дежурить на стенах. Он сидел в одной из каменных, ставших ледяными, кремлевских башен, глядя через бойницы на лагерь московитов.
- А знаешь, что мне вспоминается? – неожиданно обратился к нему сидящий рядом Рудзиньский. – Пиво. Такое в большой кружке, светлое, с пеной. Лучше всего, Варецкое. Или Лежайск. И к нему большой шмат жареного мяса.
- Ради Бога, не устраивай мне пыток! – прошептал Кшиштоф.
- И так мы все погибнем. А вот это меня постоянно преследует.
Дверь с грохотом распахнулась. В башню зашло несколько шляхтичей с мрачными, ожесточенными лицами. Они тут же разделились на две группы, вражески гладя друг на друга. Было видно, что все они были разъярены. Достаточно было искры – одного недружелюбного слова, и они бросились бы убивать один другого. Одних Кшиштоф узнал как солдат собственной роты, но другие были ему чужие.
- Здравия желаю, мил'с'дарь наместник, - произнес Ян Щавиньский, стоящий во главе "знакомых".
Остальные, пускай и неохотно, присоединились к поздравлению.
- И вам всего хорошего, господа, - ответил Кшиштоф. – Что произошло?
- Видишь ли, мил'с'дарь, у нас тут спор, - буркнул какой-то незнакомый шляхтич.
- А потому что они хотят забрать то, что принадлежит нам! – выкрикнул кто-то из хоругви Вилямовского.
- Вот именно! – Щавиньский с ненавистью поглядел на чужаков. – Бить их, сукиных сынов!
- Точно! Точно! – поддержали его другие.
- А ну-ка тихо там! – заорал Рудзиньский. – Потому что толку не будет.
- А дело в том, - обратился к Кшиштофу Щавиньский, - чтобы мил'с'дарь нас рассудил.
- Никакого суда не будет! – рявкнул кто-то из незнакомцев. – Он наш!
- Тихо, спокойствие, - сказал Вилямовский. – В чем дело, господа?
- Видишь ли, мил'с'дарь, - начал Щавиньский, - умер мой почетовый, Зелиньский. Эти вот, - указал он на группу незнакомцев, уже держащих руки на рукоятях сабель, - это люди из хоругви пана Любомирского, и они говорят, что все они родичи этого вот Зелиньского…
- Ну конечно же, родичи, - выкрикнул старший из незнакомцев. Он был сыном моей сестры. Они, - указал он на своих товарищей, - могут это подтвердить! Наш он!
- Так ведь этот Зелиньский служил в нашей хоругви, пан наместник! Это гораздо важнее, чем какая-то там седьмая вода на киселе! Это мы должны его съесть, а не они!
Вилямовский почувствовал, что вся кровь отлила от его лица, он чуть не свалился с ног. Пришлось опереться на угол стола. Выходит, уже случилось. С этим уже приходят к командирам.
- О чем… О чем вы спорите? – с трудом произнес он. – Что вы имеете в виду?
- Вот именно, мил'с'дарь наместник, - воскликнул Щавиньский. – Говорил я вам! – заорал он на чужаков. – Мы имеем на него большее право. Пан Вилямовский, мы оставим вам самые лучшие куски!
- Заткнись, сволочь! – закричал Кшиштоф.- Не стану я решать подобных споров! Но и вы, господа, этого Зелиньского не съедите. Не позволяю! Veto! Veto! Veto! Вы думали, что все это так просто и легко?! Что вас ничто не обязывает?!
Те отступили, когда Вилямовский вытащил саблю и пошел на них, с блеском безумия в глазах, один против нескольких. Он глянул в бок, на Самуэля Рудзиньского, но и тот положил уже ладонь на рукояти зигмунтовки.
- Выматывайтесь! Не стану я решать вашего спора! – рявкнул Кшиштоф с такой силой, что некоторые из незнакомцев нервно затряслись и отступили к двери.