- И что ты, милостивый пан, делаешь тут?! – прозвучал голос, подобный отдаленному раскату грома.
Дыдыньский обернулся в двери, ведущей в камеру пыток, стоял палач, держащий в руке тесак. Пан Яцек уже не сомневался, что в худшей переделке он не был уже давненько.
- Я-то думал, что это вор! – буркнул корчмарь. – И никогда бы не подумал, что шляхтич в чужую кладовую войти способен, да еще и в чужих вещах копаться! И зачем ты, милостивый сударь, мою кошку Пистолю выпустил?! А теперь с котятами вернется!
Дыдыньский молчал. Он отступил, оперся о пыточное ложе, а затем решительно извлек из ножен саблю.
- Давненько не рубил я шляхетской головы!
- Господин, господи, вы где! – прозвучал вверху зов Чебея.
Дыдыньский облегченно вздохнул. На лестнице загудели тяжелые шаги, за спиной палача появился липек, держащий по пистолету в каждой руке.
- Ну что ж, хозяин, - буркнул Дыдыньский. – Похоже, что мы ошиблись. Извини. А теперь нам самый раз поблагодарить за гостеприимство.
Они долго стояли над ямой, которую обнаружили ранее в лесу. Дождь уже не шел. Взошло солнце, только утро было туманным и сырым. Дыдыньский хмуро глядел себе под ноги, останавливая взгляды на костях кроликов, зайцев и домашнего скота, валявшихся в грязи. Здесь не было ни единой человеческой косточки.
- Черт подери, Чебей. Как мы могли так ошибиться?
Липек ничего не отвечал. Дыдыньский повернул коня и поехал далее по дороге. Он надеялся, что все это дело не разойдется по округе и не доберется до Санокского воеводства. Ведь это могло сильно повредить его репутации. Ехал он медленно, но даже и не заметил небольшого, заросшего травой надгробия, укрытого между густыми кустами. Только Чебей заметил каменную табличку на могиле.
Ему едва удалось прочесть наполовину затертую надпись. Томаш Воля… Татарину показалось, что это им и фамилию он уже где-то слышал.
Ранним вечером палач снова спустился в свой любимый подвал. Он надеялся, что никакой непрошенный гость ему уже не помешает. Палач поудобнее уселся у пыточного ложа, а потом из окровавленного мешка, из-под тушек кроликов извлек то, что еще оставалось от Хвостика. Несчастный купец родился, похоже, под несчастливой звездой, раз всего лишь пару дней назад появился в его корчме. Корчмарь тщательно осмотрел кости и печенку, а потом взял кинжал, долото и молоток. Внутри костей имелось нечто такое, что уже более сотни лет оказывалось для него наиболее ценным: костный мозг. Брошенный в алхимический отвар Красной Тинктуры он придавал ей небывалую силу. А для палача это означало попросту больше жизни. Да, теперь у корчмаря и вправду было много работы.
Месье де Кюсси протер затуманенные глаза. Мед глубоко проник в его жилы. Бертран чувствовал тепло внутри себя, а стены корчмы ходили ходуном. Он глянул на четверых своих товарищей, поочередно вглядываясь в Боруцкого, Дыдыньского и Мурашко… Сейчас же за столом сидел кто-то еще; некто, прибытия которого Бертран не заметил. Сейчас, в пьяном угаре он глянул на незнакомца, высокого, темноволосого шляхтича, с лицом, обезображенным шрамом. Лицо недавно прибывшего было красным; у него был огромный живот, глаза набежали кровью. С самого первого взгляда он выглядел опытным почитателем медов, пива и водки; само его пухо приводило на ум пивной бочонок.
- Хе-хе-хе, а наш господин де Кюсси в себя пришел. Наш липец все-таки вас победил. Месье даже не дождался до конца истории пана Дыдыньского. Тогда сейчас венгерского выпьем. Эй, жид, - крикнул он настолько зычно, что затрясся потолок, - вина неси и немедленно. И шевелись, сучий сын!
- Познакомься, мил'с'дарь с нашим милым товарищем, - засмеялся Мурашко с другой стороны. – Это месье Бертран де Кюсси, а это милостивый сударь Петр Борейко, каштелян47 завихойский, величайший во всей Речи Посполитой пьяница!
- Очень мило было познакомиться с вашей милостью. А теперь – пей до дна, - воскликнул Борейко, когда еврей налил им вина в оловянные кубки. – Здоровье ваше в рожи наши! Бах! Бах – воскликнул он и одним глотком заглотал содержимое своего кубка.
- Таких выпивох мало где найдешь! – обратился Боруцкий к французу. – Ваша милость шевалье, как сам видишь, нет тут среди нас никаких почтенных людей, никаких рыцарей без страха и упрека или богобоязненных гречкосеев, которые, лишь только выпьют слишком много, или девку на сене расстелют, или же в костеле неделю крестом валяются с конопляной веревкой на шее. Мы тут сплошные забияки и пьяницы. Ты приехал описывать Речь Посполитую, так что послушай наши россказни. Рассказы достойны старых пьянчуг. А теперь, выпьем, во имя Божье!