- Так точно! До дна! – скомандовал Мурашко.
Выпили очередной тост. Де Кюсси уже и не считал, который это. Он уже был хорошенько выпившим, но не знал, что делать. А позади казаки Мурашко начали дудеть в чеканики танцевать на досках, стуча по полу подкованными сапожищами.
- Рихтуй воронку, бомба, - рявкнул Борейко прямиком в ухо француза. – Когда пьянь пройдет, ты должен будешь заглатывать на все сто.
Де Кюсси вытаращил глаза. Вообще-то он немножко в польском языке уже разбирался, но даже врожденный талант к языкам не помог ему понять того, что сказал Борейко.
- До дна пей, пьяница! – выкрикнул с другого конца стола Мурашко. – Чего? Языка пьяниц не знаешь?
- Откуда ему, немчуре, - махнул рукой Борейко. – А добавьте-ка, пан Мурашко. Теперь, как думаю, моя очередь. Так что пущай послушает, какой будет моя история.
Де Кюсси вновь подставил ухо. Хотя мед и крепкое вино ударили ему в голову, он четко слышал произносимые толстяком слова.
рассказ четвертый
ПАН НЕВЯРОВСКИЙ
Лезвие сабли блеснуло в лучах заходящего солнца…
Пан Доминик Вольский в последний раз протер клинок пропитанной жиром тряпкой. Глянул под свет. Острие оружия было гладким и блестящим. Черная сабля… Перо, пята, стройный изгиб клинка, ниже крестовина, скоба, палюх48. Рукоять и оправа – черно-золотые. Все блестело, так что он с удовольствием скрыл оружие в ножнах, затем поглядел на своего товарища: не слишком высокого темноволосого шляхтича с неровно подстриженными усами.
- Пора уже ехать, пан Невяровский, - тихо буркнул он. Не говоря ни слова, компаньон вскочил на своего вороного коня и кольнул его бока шпорами. Вольский сделал то же самое: быстро схватился за переднюю и заднюю луку, подтянулся и, не пользуясь стременами, уселся в седле. Затем двинулся за Невяровским, а догнав его, помчал галопом.
Они спустились с холма. Кони скакали по пыльной, сожженной солнцем дороге. Стоял уже вечер жаркого весеннего дня. Из низин и оврагов со стороны Днестра подтягивался серый полумрак. Всадники промчались мимо застывших в предвечерней тишине, покрытых цветением садов, съехали с возвышенности и углубились в долину. До корчмы было уже недалеко. Вскоре за деревьями им стала видна соломенная крыша постоялого двора. Корчма была большая, какими обычно и бывают подобные заведения в Маалопольше, с проездом посредине и низкой конюшней позади. Вольский бросил подбежавшему слуге грош и спрыгнул на землю. Находящийся рядом Невяровский схватил рукоять сабли и послабил оружие в ножнах. Оба всадника надеялись на то, что корчма будет пустой. А если нет – что же, тогда нужно было сделать так, чтобы она опустела. В последнее время с этим никаких проблем не было.
Когда оба шляхтича толкнули дверь, встали на пороге и огляделись по сторонам, смех и говор бесед практически сразу же замолкли. Невяровский из-под наполовину прикрытых век пригляделся к нескольким малопоместным шляхтичам, которые пили пиво в углу. Те поняли его без лишних слов. Поднялись, даже не допив свое пиво, и быстро направились к двери.
Тем временем Вольский повернулся в сторону центра помещения. Здесь тоже сидело несколько гостей. И здесь тоже могли начаться сложности. За залитым пивом столом заседал пожилой шляхтич с сожженным солнцем лицом, а с ним трое его товарищей. Невяровский подошел поближе; увидел длинные, буйные усы незнакомца, шрам над левой бровью и багровую от пьянки морду. Рядом с пивной кружкой, в которую помещалось половина гарнца49, рядом с правой рукой шляхтича лежал соболий колпак, украшенный подвесом и – непонятно зачем – еще и тремя , как будто было недостаточно одного.
- А мил'с'дарь чего? – презрительным тоном начал Вольский. – Вали отсюда, причем - немедленно!
Незнакомец неспешно поднял взгляд над кружкой, наполненной пенистым напитком и грозно поглядел на Невяровского с Вольским.
- Ты это мне сказал, молокосос? – спроси он сквозь стиснутые зубы. – Мне, ясновельможному Якубу Кжешу?!
Невяровский даже не глядел на него. Свой взгляд он сконцентрировал на трех товарищах старика… Хотя они и не выглядели калеками, но за сабли не хватались, сидели спокойно, в то время, как толстяк пенился от злости.
- Так что, невежа, пойдешь прочь?! – спросил Вольский с издевкой. – Нам таких собутыльников и даром не надо!
Кжеш сорвался с лавки, хватаясь за саблю. Но, прежде чем он успел извлечь ее из ножен, чуткий словно рысь Невяровский подскочил ближе. Его крепкая будто сталь рука удержала тянущуюся к оружию руку скандалиста. Другой рукой молодой шляхтич схватил подбритую голову Кжеша и с размаху врезал ею в стол. Толстяк вскрикнул, завыл от боли, когда из разбитых носа и губ потекла кровь; он еще хотел сопротивляться, но Невяровский выкрутил его левую руку назад и вытащил шляхтича из-за стола, перевернув при этом лавку. А потом подпихнул в сторону двери, прибавив на прощание приятельский пинок в зад. Кжеш полетел к выходу, словно пуля, выстрелянная из аркебузы, стукнулся башкой в доски и исчез в сенях.