- Вот же порубил нас, сукин сын, - буркнул Глищинский. – Я его, понимаешь, уже на длину сабли подпустил, но тут погас свет.
- А кто это, собственно, был? – спросил Мерещаницкий, дальний родич Заржицкого. – Вы так говорили, что я ничего не дотумкал.
- То мой сосед, Анджей Дрогоньский, - ответил на это Рафал, сделав глоток кваса. – Сужусь я с ним по вопросу подъезда к реке, за что он уже пару раз наехал на меня.
- А ты его сколько раз?
- А по справедливости. – Заржицкий задумался, немилосердно при этом кривясь, - Раза три, а в последний раз – с казаками. Как раз за это он и подал на меня в суд старосты. Ничего, дам я ему суды, язычнику поганому, лишь только целым домой вернусь!
- Как бы там ни было, но вчера нехорошее дело случилось, - буркнул Сененский. – Но мы, господа, не должны пустить этого просто так.
- Я его еще достану!
- Говоря по правде, то кроме его милости Рафала, мы сами, похоже, руг друга в той темноте порубили! – буркнул Мерещаницкий.
- Так по его же причине, - вскрикнул Рафал и снова застонал.
- Если бы не это вот ухо, - сказал Адам. – А так дело не мое…
- Но ты же был при этом. Недостойно родича покидать в беде! Ты у нас свидетель!
- Чего?! Да он сбежал, как только мы сабли достали.
- Нееее, не такой он трус. Остался и по-темному нас и порубил.
- Так чего мы сидим тут, милостивые судари?! – воскликнул Сененский. – Едем за этим Дрогоньским, или как там его зовут, и закончим дело. Лично я, Рафал, на твем месте ничего подобного бы прощать не стал.
- А куда он поехал? Кто-нибудь, может, видел?
- Челядь видела.
- Вот же как оно! – Глищиньский стукнул себя по лбу. – Совсем из памяти вылетело. А знаете, что кто-то уже спрашивал про него утром.
- Кто?
- Какой-то казак. Прямо с тракта прибыл, поговорил с трактирщиком и тут же ушел.
- Казак? А какое дело казаку до Анджея? Странно, - заметил Рафал. – Дрогоньский с какой-то шляхтянкой был. Возможно, в ней все дело?
. Вы, ваши милости, советуйтесь лучше, что нам делать следует! – загудел Сененский. – Лично я скажу, что нам следует побыстрее выезжать. Не знаю, как там вы, но этот ососок мою славу всю уменьшил! И дело наше теперь следует разрешить с честью! Догоним его, а потом пускай со всеми нами потом по очереди дерется!
- Но как тут выезжать? – Адам глянул в окно, за которым шумел ливень. – В такое время?
- Время как время, милостивые судари. – Сененский схватился на ноги. – А если вы приболели после той пары тумаков, что вчера получили, если трусите, то, Богом клянусь, сам поеду.
- Ты нам таких слов не говори! – бешено вскрикнул Заржицкий. – И трусом меня не называй, потому что ты же сам видел, как месяц назад я так порубил молодого Тышкевича, что у него прямо клецки с молоком из пуза вывалились! А догоним Анджея, я первым с ним драться стану!
Он щелкнул наполовину извлеченной из ножен саблей, наморщил лоб и застонал по причине шишки.
- А я второй! – заявил Сененский и тоже щелкнул своей карабелой.
- Я – третий! – прибавил Глищиньский.
- Тогда и я с вами поеду, - буркнул Мерещаницкий.
До Солоницы добрались почти что к вечеру. Залитое сиянием красного солнца показалось перед ними урочище, в котором сорок четыре года тому назад полный конный гетман Станислав Жулкевский вырезал до последнего взбунтовавшееся казацкое войско Наливайко. Хотя дикие заросли заняли теперь окопы запорожского лагеря, память про те кровавые дни еще не исчезла из людской памяти. На Солонице посреди бурьяна можно было обнаружить кучи костей, поломанные сабли, разбитые доспехи и гусарские крылья, а в долинах с быстрыми ручьями, казалось, все еще звучал приглушенный грохот орудий.
- Здесь настает пора нашего расставания, - сказала Гелена, когда они приостановились на поросших травой шанцах. – Это уже Солоница.
- Солоница, - повторил за ней Анджей. Он хотел было поглядеть в лицо девушки, но та опустила голову. – И что ты хочешь здесь делать, Гелена?
- Ничего не говори, - прошептала та. – Давай, наконец, расстанемся.
Эти слова она произнесла таким тоном, что в душе шляхтича что-то вздрогнуло.
- Тогда прощай, - прошептал он.
Гелена склонилась к шляхтичу, и вот тут какой-то инстинкт приказал ему отодвинуться. Улук же скрестил руки в странном жесте.
- Ирракхар, ирракхар, - жестким тоном произнес он.
Дрожь сотрясла руки Гелены. Она молниеносно повернулась в сторону Улука. Татарин глядел на женщину расширенными от ужаса глазами.
- О Аллах! – воскликнул тот громко. – Я давно уже знал… Бежим, хозяин!
Анджей заколебался, и это мгновение стало решающим…С чудовищным криком конь слуги стал дыбом, а потом свалился на землю, придавив Улука.