В Галиче как раз происходила ежегодная ярмарка. По улицам проезжали возы; на рынке и на отходящих от него улочках стояли лавки, в которых купцы представляли свои товары. Здесь было говорливо, весело, подвижно, поскольку на торг, как правило, съезжалось много шляхты из Червонной Руси. Сененский и его люди медленно ехали по забитым людьми улицам, протискивались через толпу, объезжали телеги и лошадей. Прошло много времени, прежде чем они спустились на берег руки под городом. Здесь находилась переправа и вечно забитый паром, которого на пристани ожидали самые настоящие толпы. С огромным трудом протиснулись они сквозь скопища черни и господ-братьев, чтобы, наконец, забраться на деревянное судно. Переправа долго не продолжалась. Днестр, пускай и после весеннего подъема, в этом месте широким не был. Но как раз на другом берегу наших путников ожидало самое худшее.
Жмогус как раз спокойно съезжал с парома на берег, как внезапно его конь споткнулся, а потом взбрыкнул. Жмудин не удержался в седле и упал, пустив поводья. И вот тут, непонятно откуда, к парому бросился подросток без шапки на голове, в поношенном кафтане и старых, распадающихся сапогах. Будто молния вскочил он в седло и, прежде чем кто-либо сумел опомниться, он ударил коня икрами и, словно вихрь, помчал в сторону леса.
- Голова! – бешено заорал Сененский.
Но времени на раздумья у него уже не было. Он подколол коня шпорами, его же жеребец заржал и с места в карьер пустился за убегающим вором. Обоих своих компаньонов и Евку шляхтич ждать не стал. На скаку он чуть не задавил торговку, перескочил лавку, чуть не столкнулся с въехавшим из боковой улочки возом. Далеко перед собой он пока что видел удиравшего вора, который вез во вьюках при седле десять тысяч червонных золотых, о чем, наверняка, и сам пока что не знал. Десять тысяч! Настоящее состояние!
Мчась будто вихрь, они выскочили за предместья. До леса было совсем близко. Очень скоро они въехали между деревьев. Януш подогнал своего коня, склонился в седле, прижался к к мокрой от пота конской шерсти, придвинул лицо к развевающейся гриве и прошептал коню чуть ли не на ухо:
- Лети, лети, сивка!...
Конь прижал уши к голове и перешел в галоп, летя на последнем дыхании. Деревья только лишь мигали в глазах Януша, но приблизиться к удиравшему ему никак не удавалось. Хуже того: в лесу он потерял того из виду. Шляхтич все ехал и ехал, но беглеца не было. Очень скоро конь Януша покрылся пеной, начал хрипло дышать и уставать. А потом Сененский выехал на широкую поляну. На ее конце он увидел развилку дорог. Там приостановился и тут же увидел четкие следы копыт, сворачивающие с головной дороги. Конокрад свернул на небольшую тропку, которая вела в глубокий яр у самого Днестра.
Сененский остановился. Он сошел с коня и стал ждать. Очень скоро он услышал стук копыт. Это близилась его компания. Гонсёровский со Жмогусом ехали на одном коне. Януш жестом указал на тропку, в которую свернул вор.
- Когда схватим его, - с трудом прохрипел он, - ремни из спины резать станем.
Низкий, вещающий ничего хорошего волчий вой заставил лошадей пугливо тряхнуть головами. Они начали тревожно фыркать. Сененский огляделся по сторонам. Окружающая их темнота становилась все плотнее; тени удлинились, солнце заходило где-то за холмами. Лес был тихим и темным.
Вой раздался вновь, на сей раз уже ближе. Сененский почувствовал, как волосы становятся дыбом. Он слышал, что в ярах над Днестром в последнее время уж слишком размножились волки. Еще когда царили морозы, их стаи подходили под города, не боялись они нападать и на людей. Пан Януш достал бандолет, проверил, заряжен ли тот, после чего взял ключ и завел замки. Затем медленно пошел вперед. Узкая тропинка вела наверх, карабкаясь на поросший кустами холмик. Сененский не видел, что творилось за зарослями. Зато он услышал глухое ворчание, какие-то шелесты и стук, как будто бы по земле тащили что-то тяжелое. Подняв руку, он дал знать своим компаньонам, чтобы те оставались в укрытии, сам он поднялся на возвышение, где раздвинул ветки кустов.
Собственно говоря, делать ему здесь было нечего. Конь Жмогуса лежал на боку с разорванным животом. Трава под ним темнела от крови, которая еще сочилась из разодранных жил и мышц. Рядом с ним Сененский заметил и тело конокрада. Труп уже был прилично надъеден. Два огромных волка лакали кровь из громадной лужи, что образовалась из мертвых тел. Один из них забрался на конскую спину, протянул морду к вьюкам, а потом… ну правда, начал вытаскивать оттуда голову Лагодовского.