Пушкин выбрал свою дорогу. Он решил посвятить свою жизнь поэзии, он назвал свою лиру «грозной». Открылся путь к «гремящей славе» и к «горестям». Поэт недолго будет идти по этой дороге, которой избегает «колесо Фортуны». Он восславит свободу и создаст огромный поэтический мир. И когда Пушкин расстанется с Россией, с жизнью, скажут громко: «Закатилось солнце русской поэзии».
Но солнце восходит снова, оно восходит каждый день, и этому постоянству равно бессмертие гения.
ПУШКИН В ВЕРОНЕ
Зима в Вероне пахла цветами и снегом. Он быстро таял, крупные капли воды, качаясь, дрожали на листьях и свежей траве. К полудню солнце уже грело вовсю, нежило лучами, томило.
…Пушкин был высоким, красивым, с курчавой головой. Бертилла сразу узнала его. Спросила:
— Синьор Алессандро, хотите, я покажу вам Верону?
Поэт улыбнулся и протянул ей руку. Держась за руки, они легко сбежали по каменным ступеням на площадь Синьории, где стоит памятник Данте.
— Это великий поэт Италии, — сказала Бертилла. — Его дважды приговаривали к смертной казни, и он умер в изгнании. Посмотрите туда, синьор. Видите, там вдалеке, за Вероной, гора с зубчатыми башнями. Это замок Монтекки… А здесь, на площади, случилась дуэль Ромео и Тибальда. Их шпаги скрестились! И Ромео пронзил надменного Тибальда! Ведь он убил его друга, веселого Меркуцио…
Только мне жаль их всех, и Тибальда тоже. Дуэль — это, наверно, очень страшно, правда, синьор?
— Ты прекрасно рассказываешь, — сказал русский поэт. — Говори еще, маленькая Бертилла. Я вижу изумительный собор…
— О, это собор Сан-Дзено, патрона Вероны. Знаете, он был негром! Интересно, да?
Бертилла нарочно повела гостя из России по своей узкой прямой улочке, где вечно полощется на ветру развешанное белье и громко перекликаются женщины. В синих джинсах и белой рубашке, с цветным платком, повязанным на загорелой шее, Пушкин был похож на обыкновенного веронского парня. Она слышала, как женщины переговаривались у них за спиной:
— Смотрите, у нашей птички Бертиллы, кажется, появился жених! — И весело смеялись, кричали вслед: — Когда же свадьба?
«Хорошо бы встретить эту гордячку Лючию, дочь владельца велосипедной мастерской. Пусть она лопнет от зависти, — думала Бертилла. — Но у нее такое красивое платье и такие модные дымчатые очки! А! Вот и она. Сейчас спросит: «Кто это?»
— Кто это у меня в помощницах? — вдруг, словно над самым ухом, прокричал голос хозяина. — Малютка Бертилла или спящая красавица?
Девочка очнулась от грез и ловко перевернула большой лист плотной бумаги, сохнувший на веревке. Потом, аккуратно расправив по плечам свои длинные черные кудри, ответила лукаво:
— Синьор Джованни, вы можете называть меня просто «красавица Бертилла»!
— Какова! — весело расхохотался хозяин и погрозил ей пальцем.
На станке, в тени, работали Рино и Марио. Синьор Джованни и русский художник возле окна проверяли напечатанные листы. Солнце опускалось, но нагретые каменные плиты источали сонное тепло.
…Лючия спросила, сощурясь:
— Кто это с тобой?
— О, это Пушкин, большой поэт России, — скромно сказала Бертилла.
— Вот как… — недовольно протянула Лючия и понеслась на своих длинных ногах дальше, показывать всей улице новое платье.
— Она совсем не такая красивая, как думает, — заметил Пушкин. — Твои глаза темнее ее модных очков… Хочешь, я куплю тебе розовое платье, что выставлено в витрине магазина у замка Скалиггеров? Ты будешь в нем лучше всех Лючий на свете…
— Ах, синьор, там одних оборок не сочтешь на сколько лир. А у поэтов редко бывают деньги. Иначе они не были бы поэтами, правда, синьор?
Пушкин засмеялся. И такой славный был у него смех!
«А вдруг он не приедет? — прервала себя Бертилла. — Но ведь русский художник сказал: «Пушкин мечтал побывать в Италии, и теперь его желание исполнится!» Совсем забыла! Как же я буду с ним разговаривать, знает ли он итальянский язык? Должен знать! Говорят, что наш язык самый нежный, музыкальный».
— Бертилла! — снова послышался голос хозяина. — Дай сюда лист, он, должно быть, просох. Все! На сегодня работа окончена. Помоги мне сварить кофе, малютка. «Мастерская Бодони» объявляет перерыв, синьор Лазурский! Чашка кофе и рюмка коньяку — вот что нам нужно. Мы это заслужили, слава мадонне!