Последним домой
Лес. Поздняя осень. Ноябрь. У лесорубов страда. В лесу полно народу и лошадей. Удары топоров и крики. И тяжелый треск деревьев, с шумом валящихся на мокрую землю. Теплая поздняя осень, снега нет, только редкий-редкий дождик сеет на склоны.
Человек ведет буланую лошадь. Лошадь свозит бревна в штабеля. У человека на согнутой в локте руке висит топор. Позади идет подросток с ломом на плече. Лошадь тащит бревно за крюк через кучи хвои, между пнями и камнями. Иногда бревно застревает. Тогда парень с ломом подходит и освобождает его. Наконец они подходят к буроватому, пахнущему смолой штабелю и вкатывают на него бревно.
Вокруг слышатся удары топоров. Лес должен отдать лучшее, что у него есть. И лес отдает. В эти тихие, хмурые ноябрьские дни деревья валятся одно за другим. Они лежат в хвое, подобно огромным незажженным свечам. Словно ожидая иной судьбы, чем лежать в штабелях.
Все ли сегодня, как всегда, в лесу?
— Эй, Кнут! — резко произносит человек, ведущий лошадь.
Парень с ломом вздрагивает:
— Что такое?
— Освободи. Или не видишь?
Кнут торопится выполнить приказ.
— И о чем ты только сегодня думаешь? — спрашивает взрослый.
Суровый взрослый человек.
Подросток уклоняется от ответа:
— Ни о чем.
— Но ты сегодня как во сне ходишь.
— Нет, — отвечает Кнут с вызовом.
Они работают покрикивая. Часы идут. Между елями поднимается дымок. Запах дыма. Запах жареного мяса. Лесорубы обедают. Руки у них в смоле. Они валили деревья. Тысячи и тысячи деревьев выросли на этих склонах.
Здесь твой дом, Кнут.
Что?
Никто не произносит этих слов. Но именно это чувствует он сегодня. Прекрасный, — правдивый и простой мир открывается ему. Словно драгоценный дар. Кнут ходит между всеми этими рухнувшими деревьями и тысячами уцелевших. Сегодня его охватывает новое чувство.
Лес открывается ему. Он понимает, где его место.
Это большой день в жизни человека.
— Темнеет, — говорит человек, ведущий лошадь.
— Вижу.
— Дни теперь короткие, ничего не наработаешь.
— Да.
Он заводит лошадь под ель, где обычно отдыхают лесорубы. Это огромная ель с густой хвоей. Между камнями погасший костер. Рядом кособоко стоит кофейник и валяются перевернутые чашки. Лучинки. Рыжие иголки хвои. Блеклые травинки. И зеленью клочья сена там, где стояла лошадь.
И вот лошадь возвращается. Но уже не затем, чтобы стоять. Хозяин распрягает ее и прислоняет хомут к стволу ели. Вскидывает на плечо пустую торбу. Говорит что-то лошади.
Лошадь устала. Она вымокла. Весь день ее хлестали мокрые голые ветви берез. Она гнулась под мокрыми низкими ветвями деревьев. Она ходила по глубокой мокрой хвое. И таскала и таскала бревна.
Но человек говорит что-то усталой лошади. Говорит тихое, доброе слово — быстро и неслышно. Лошадь наклоняет голову. Она поняла.
— Теперь по домам, — говорит человек подростку.
— Ладно, — буркает Кнут.
— По домам! — кричит человек двоим, рубящим неподалеку.
— Ладно! — отвечают они.
Они тоже слова лишнего не скажут. Это лес их такими сделал.
В темной хвое лежат длинные срубленные бревна. Стройные, обнаженные и белые. Еще светлые. Их только что повалили, и пот еще не высох на лице лесоруба. А совсем недавно они высились, словно башни и шпили.
Лесорубы подходят не сразу. Им, верно, кажется, что мало они нарубили. День короткий. Мало заработаешь.
Человек кричит:
— Вы тоже сюда давайте!
— Ладно.
— Уже слишком темно.
— Ладно.
— Покалечиться можно!
— Ладно, — отвечают они.
И, словно почувствовав усталость, они подходят, медленно переступая через корье и ветки. Забирают свои тощие, видавшие виды котомки. Кофейник и сковорода остаются.
Невдалеке раздается грохот. От чего-то большого и тяжелого. Они прислушиваются.
— Ого, — говорит один из них.
Другой отвечает:
— Да, поехали теперь.
Снова грохот. Страшный треск. Кажется, происходит что-то жуткое, дикое. Звуки удивительно грубые и земные.
Это поодаль сбрасывают в реку бревна. Их надо подкатить к краю крутого лесоспуска, по которому они скатятся вниз в долину, к реке. К воде — вот куда им дорога. И никуда больше.
Среди грохота слышится резкий, лопающийся треск.
Лесорубы говорят:
— Одно в щепки разлетелось.
— На этом спуске много разлетается.
— Ну ладно, — говорит первый, — пошли домой. Устал я.
Куртка на нем обтрепанная и мокрая. В руке у него еловая ветка с шишечками застывшей смолы. Их приятно жевать. Сам он жует табак. Его товарищ говорит: