Чекист отдал мне свою винтовку и подозвал красноармейца.
— Отправляйся с этим парнишкой, — сказал он. — Там надо навести порядок. Молодой человек знает, что надо делать. Да перестань же ты реветь… Как тебя, кстати зовут?
— Даниил, — ответил я. — И я вовсе не плачу. Большое вам спасибо.
И мы отправились в путь. Красноармеец и я. Мой сопровождающий был очень высоким, широким в плечах человеком. И почти таким же юным, как я. Он шел, почти смежив веки, а вокруг обеих глаз у него были огромные синяки, как будто его кто-то ударил.
— Да здравствует революция! — прокричал мне вслед командир. — Да здравствует товарищ Ленин!
— Да, — откликнулся я.
— Жутко хочу спать, — сказал красноармеец. — Готов завалиться прямо на землю.
Вернувшись в дом Кирова, я застал там только своих родственников. Они молча топтались вокруг тела дяди Самуила. Сара и Рахиль лежали ничком на полу. Обе женщины были прикрыты взятыми у Кирова одеялами. Рахиль рыдала, а Сара лежала тихо и неподвижно, прижимая к себе ребенка. Бандиты исчезли.
— Где они? — спросил я, едва переступив через порог. — Где вся эта семейка?
Отец посмотрел на винтовку в моих руках и сурово спросил:
— Зачем тебе ружье, Даниил?
— Где эти Кировы?! — выкрикнул я.
Папаша покачал головой. В его глазах уже можно было увидеть туманное отражение Бога и ангелов.
— Говорите! Говорите же! — кричал я.
— Их здесь нет, — ответил папаша. — И это все, что я могу тебе сказать. Больше они нас никогда не побеспокоят. Нашим бедам пришел конец. Господь наказал нас, и этого достаточно. Мы же никого не вправе наказывать.
— Ты — дурак! — завопил я. — И будь ты проклят!
— Послушайте, — сказал красноармеец. — Я жутко хочу спать.
— Мама! — обратился я к матери. — У меня — винтовка. Скажи, куда они подевались?
Мама вопросительно посмотрела на отца, а тот в ответ отрицательно покачал головой. Тогда мама взяла меня за руку и сказала:
— Они прячутся в подвале нашего дома. Шесть человек. Старик не мог бежать, у него болят ноги. Я говорю о старике Кирове.
— Какой стыд! — выкрикнул отец. — Что ты делаешь?
— Значит, там все Кировы? — спросил я у мамы.
Мама ответила мне утвердительным кивком головы.
— Пошли, — сказал я красноармейцу.
Мы быстро скатились по ступеням крыльца и перебежали на противоположную сторону улицы к нашему дому. В кухне я нашел свечу. Красноармеец её зажег и стал освещать мне путь. Я распахнул дверь подвала и спустился вниз. Там, прижавшись спиной к стене и скорчившись, сидели шестеро мужчин. Четверо из семейства Кировых, их родственник по жене и бандит, зарезавший штыком дядю Самуила. Штык все ещё был в руках мерзавца.
Увидев в наших руках винтовки, он отбросил штык. Клинок с сухим стуком заскользил по кирпичному полу.
— Мы ничего не сделали! — выкрикнул Киров-портной. — Бог тому свидетель!
— Мы спрятались лишь для того, чтобы случайно не оказаться в гуще боя, — сказал старик Киров, из его носа текли сопли, но он не обращал на это внимания.
— Мы — красные! — заявил владелец штыка. — Да здравствует Ленин!
— Да здравствует Ленин! — подхватила вся шайка.
Крики резко оборвались, когда перед ними появились мои мама, папа и Сара.
Красноармеец, покачиваясь, стоял, почти закрыв глаза и едва удерживая в руках винтовку. Время от времени он зевал, широко открывая рот.
Отец, мама и Сара встали за нашими спинами. Сара прижимала к груди младенца, глаза у неё были совершенно сухими.
— Да здравствует революция! — его голос в сыром подвале прозвучал тихо, и более всего походил на скрип.
— Значит, это — они? — спросил красноармеец.
— Да, — ответил я.
— Мы ничего не сделали! — выкрикнул Киров, тот, что портной. — Иисус тому свидетель!
— Это не те люди, — выступил вдруг папаша. — Здесь прячутся наши старинные друзья.
— А это что за тип? — поинтересовался красноармеец.
— Мой отец.
— И кто же из вас говорит правду? — спросил красноармеец, обратив на отца затуманенный от усталости взгляд.
— Старик говорит правду! Старик! — завопил Киров. — Мы были добрыми соседями восемь лет!
— Это — те самые люди, — сказала мама.
— Идиотка! — язвительно бросил папаша. — Ты ищешь на нашу голову новые неприятности. «Это — те самые люди», говоришь ты. Сегодня их арестуют, а завтра придут белые, и они снова окажутся на свободе. Ты понимаешь, что с нами будет?
— А это кто? — зевая, спросил красноармеец.
— Моя мама.
— Это — те самые люди, — срывающимся голосом и очень тихо произнесла Сара. Казалось, что она произносит свои последние слова, чтобы после этого навсегда перестать говорить.