- Терстон, - сказал я, - у вас нет выбора. Вы в шестой раз подряд напиваетесь в служебное время, и его превосходительство решил сообщить об этом в Министерство. Вы ведь догадываетесь, чем это чревато?
Терстон почесал в затылке и ковырнул ковер носком гигантского ботинка.
- Принятие окончательного решения, - продолжал я, - его превосходительство предоставил мне. Не скрою, я просил его за вас... Знаете, мне почему-то кажется, что всему виной ваша холостяцкая жизнь. Вы ведете слишком свободный и безалаберный образ жизни. Если б вы женились, я бы пересмотрел санкции против вас; ну а если б вы вдобавок женились на миссис Треднидл, мы могли бы подумать и о вашем продвижении по службе, о том, чтобы увеличить вам жалованье.
Говорить я старался как можно убедительней. Заметив, что охранник изменился в лице, я тут же добавил, что сотрудники, состоящие в законном браке, получают солидное денежное пособие и вполне приличное жилье.
- Идите и обдумайте то, что я вам сказал. Жду ответа не позднее сегодняшнего вечера.
Мой твердый и в то же время вкрадчивый голос произвел на Терстона неизгладимое впечатление. К вечеру выбор был сделан: миссис Треднидл станет миссис Терстон. Представьте себе мое облегчение. Но вот ведь что удивительно: женитьба и в самом деле оказала на Терстона действие самое благотворное. Он подписал брачный контракт - и начал новую жизнь. Когда я увольнялся, оба они пели в хоре. Нет, можете говорить все что угодно, но в религии что-то есть.
СЛУЧАЙ В ПАРИЖЕ
Не рассказывал ли я вам (сказал Антробус) о случае в Париже? Нет? Если честно, предпочитаю эту историю не ворошить - уж больно она неприятная. Но сегодня, когда я заполнял медицинскую страховку, она мне почему-то вспомнилась. Перед моим мысленным взором вновь возник О'Тул. Боже, такое и в страшном сне не приснится!
Началось все с того, что, собираясь в отпуск, я по глупости сказал Полк-Моубрею, что еду через Париж и в случае необходимости он может мной располагать. Как вы сами понимаете, сказано это было из вежливости, подсказанной дипломатическим этикетом, - надо было быть последней свиньей, чтобы воспользоваться моим предложением. Именно такой свиньей Полк-Моубрей и оказался. Устремив на меня взгляд своих водянистых глаз, он произнес приглушенным, извиняющимся голосом:
- Вы оказали бы мне неоценимую услугу, Антробус. Ваши взвешенные суждения, ваша распорядительность, ваша отеческая забота...
Что ж, все это, быть может, и соответствовало действительности.
- ...В Париже учится на медицинском факультете мой племянник О'Тул. Признаться, он у меня совершенно отбился от рук - боюсь, как бы с ним чего не приключилось. Хлопот с ним не оберешься: в первом же отзыве говорится, что он "carrement funeste", что бы там это ни значило.
Французский язык у Моубрея, прямо скажем, не первой свежести. Как, впрочем, и у меня. Мы оба, проходя через таможню, можем изречь: "Cueillez des aujourd'hui les roses de la vie", что, хоть и создает нужную атмосферу, особой пользы, как правило, не приносит.