- Ты останешься со мной до конца, черт возьми, - вскричал О'Тул, - или, клянусь костями Полк-Моубрея, я перережу твою дипломатическую глотку!
Полк-Моубрей! В эти минуты он вызывал у меня непреодолимое отвращение. Ведь это из-за него я сидел сейчас в этой дыре без гроша в кармане, это по его вине я попал в лапы помешанного на своей тетушке злобного болвана.
Чтобы развеселить нас, Коко спел песню, подыгрывая себе на свирели, - у него была отличная коллекция свирелей, - но я был не в настроении. Сидел, погрузившись в глубокую задумчивость, и О'Тул. Наконец его осенило. Один человек - его звали Рауль - наверняка даст ему за Мириам приличные деньги. Но живет Рауль далеко, за городом, и, чтобы до него доехать, нам придется занять некоторую сумму - в залог О'Тул отдаст Коко пару своих костюмов.
- Но я не хочу никуда ехать, - всхлипнул я.
- Молчать, спирохета! - проревел О'Тул. - Все пути к отступлению отрезаны.
Именно этого я больше всего и боялся, однако чувствовал свою слабость и беззащитность; с Мириам я был связан теперь неразрывными узами. Не стану описывать здесь наше путешествие - читатель узнает о нем во всех подробностях из второго тома моих мемуаров. Скажу лишь, что под воздействием винных паров О'Тул потерял всякую бдительность. Вам когда-нибудь приходилось, стоя на автобусной остановке, повернуться и увидеть всего в нескольких сантиметрах скелет, завернутый в прорезиненный плащ? Мы повсюду сеяли смятение и ужас. В автобусе О'Тул посадил Мириам на место, предназначавшееся для Mutiles de la guerre, и наотрез отказался купить билет, заявив, что Мириам пала на Марне. Кондуктор изменился в лице, чуть было не проглотил прикушенный ус - но сказать ему было нечего. Доказать ведь он ничего не мог. Несколько раз мы сбивались с пути. Один раз мне пришлось стоять в одиночестве на улице в обнимку с Мириам, пока О'Тул посещал одну из тех обитых жестью кабинок, откуда видны ноги посетителя. Я стоял на ступеньках церкви Сен-Сюльпис, когда ко мне, уже во второй раз, подошел полицейский. Почему он заговорил со мной? Принял меня за бунтаря? Что-то заподозрил? Этого я не узнаю никогда. Он обратился ко мне, причем очень вежливо, и указал на Мириам.
- C'est la plume de ma tante, - попытался объяснить я. - Mademoiselle Miriam.
Он сказал: "Tiens" - и приподнял фуражку. Но я был так перепуган собственной попыткой объясниться с блюстителем закона, а также затянувшимся отсутствием О'Тула, что устремился в церковь и спрятался в приделе. Не успел я раскрыть рот, чтобы произнести молитву во славу Вседержителя, как к нам с коленопреклоненной Мириам подошел бледный как смерть церковный служитель и что-то проговорил свистящим шепотом.
"Немедленно уберите из храма эту штуку - прихожан распугаете", - с трудом восстановил я его мысль.
Поскольку общение мое с Создателем не состоялось, я вынужден был вернуться на ступени, где меня уже поджидал злосчастный О'Тул. И снова автобус, потом еще один. Мне стало казаться, что весь город уже видел нас с нашей странной спутницей. Одни, должно быть, решили, что мы рекламируем ортопедические приборы. Другие - что мы подгулявшие осквернители могил. Самым же сердобольным, наверное, казалось, что мы затеяли довольно сомнительную шутку по дороге на кладбище.
Время от времени я словно бы пробуждался от этого кошмара и тогда начинал молиться вслух. Мириам же продолжала загадочно улыбаться. Так пристально никто еще на меня не смотрел. Но все это были лишь цветочки. Мы выехали из города и через некоторое время попали в деревеньку, которая называлась, если мне память не изменяет, Сен-Абдомен-Ля-Бу. Пока мы волокли Мириам через кладбище, за нами, спрятавшись за деревьями и в густом кустарнике, следили перепуганные крестьяне. Мы позвонили в звонок, дверь открылась, и на пороге вырос Рауль на голове берет, во рту трубка; поскольку он был счастлив видеть Мириам и сразу же согласился найти ей достойное пристанище, мы подумали было, что худшее позади. Рауль пришел в такой восторг, что в радостном порыве схватил Мириам в охапку и принялся кружить ее по комнате. И вдруг он остановился и нахмурился - по всей вероятности, и у него дела обстояли не лучшим образом. Как выяснилось, он впал в немилость у местного священника, который с амвона объявил, что Рауль занимается черной магией. Дело в том, что Рауль выращивал у себя в саду салат биоорганическим методом Рудольфа Штайнера. В чем состоит этот метод, я так и не разобрался, но, насколько я мог понять, для того чтобы салат вырос, надо было посадить его в полнолуние, а затем полчаса ходить вокруг грядки, декламируя мистические руны и играя на волынке. Что ж, такое поведение может и впрямь вызвать подозрения самые мрачные. Дело зашло так далеко, что Рауль уже подумывал запереть свой деревенский дом и вернуться в Париж. Не успел он закончить рассказ, как зазвонил телефон. Рауль поднял трубку и подпрыгнул до потолка.