Миру не нужны бабочки.
Точно так же миру не нужно мрачное чудовище, запрятавшееся в угол… не нужно оно родителям, Администрации… и Шерри тоже.
Но миру нужны мои проекты. Моим проектам нужен лидер.
Я им стану.
А для начала надо улыбнуться. И мне мешает… всего одно мне мешает и надо скорее избавиться! Я смогу, я же понял… ну вот, еще и это…»
Элрой протер щеку ладонью.
«Как хорошо, никто не видит… я… дурак я…. надо просто принять это, как есть… почему мне грустно? Что в этом грустного?..
Помню, как пытался подержать огонь в руке. Как мне тогда хотелось! Я обжегся и было больно. Большинству детей хватает одного раза — и больше они не станут лезть к огню. Я… я понадеялся, что во второй раз повезет. Опять обжегся. Опять было больно. И все-таки… зачем-то я потянул руки к огню и в третий раз. Помню, очень переживал, что не получилось в первые два, так верил: уж на третий-то… я опять обжегся и понял, наконец, что, как бы мне ни хотелось, это всегда будет невозможно. Так устроен мир: люди не могут держать огонь в руках… Надо просто перестать желать невозможного. Зачем вообще сожалеть о таких вещах, которые не могут быть? Почему я не расстраиваюсь, что на облаках нельзя полежать, как рисуют там, в их комиксах? Почему я не расстраиваюсь, что не могу прыгнуть выше собственной головы? Это абсурдно. Это глупо. Расстраиваться из-за того, что по определению не может произойти, что я не в силах изменить… А огонь в руках… Разве сейчас мне жаль? Нет. Мне совершенно все равно. Я вспомнил об этом случае просто как о факте из прошлого, ничего не испытывая при этом. Детское желание, оно пропало бесследно с тех пор как я осознал его невозможность. А ведь когда-то я действительно переживал… и плакал, прямо как сейчас, даже сильнее… это было совершенно напрасно. Слезы ничего не могли изменить.
И сейчас… сейчас то же самое. Людям всегда хочется видеть вокруг себя жизнерадостные, улыбчивые лица и никто не любит мрачных бук... Людям всегда приятнее услышать на вопрос «Как дела?» простой и понятный ответ, вроде: «Все хорошо». Людям не захочется видеть твои сомнения и метания, им нужен только четкий и решительный ответ. Каждый раз, когда я ожидаю чего-то другого, их участия, сочувствия, интереса, я протягиваю руки в огонь. Снова и снова. Никто мне не поможет, никто не захочет работать с тем чудовищем, что есть сейчас. Значит, надо меняться.
А я плачу, как ребенок. Почему? Неужели я хочу остаться чудовищем? Неужели я что-нибудь потеряю, если начну вежливо улыбаться, как им того хочется? Только… всего лишь чувства, искренность, а зачем они? Они и не нужны… я радоваться должен — без них будет проще. Скоро я даже задумываться о подобном не буду! И не буду больше сжимать пальцы в кулаки, и мне никогда не захочется плакать. И жить будет проще. Почему, ну почему я плачу теперь?
Кому какая разница, хочется мне улыбаться или нет? Кому какая разница, что я чувствую на самом деле? Никому. И мне тоже. Оно всем только мешает. Им мешает. Мне мешает… что вообще значит это «на самом деле»? Скоро, совсем скоро я научусь чувствовать другое — надо просто сказать для начала, а потом… потом оно действительно станет таким. Правдой. Надо только поверить… закрыть глаза на остальное. Эта правда, что есть сейчас, — она никому не нужна и только мешает…
Я никогда не возьму огонь в ладонь, а мистер Бдэчж никогда не захочет получить в качестве ответа на вопрос «Как поживаешь?» большое «но». Значит, мне надо всего-навсего избавиться от этого «но». И я знаю теперь, как это сделать! Если только я буду улыбаться, если я приму правила их игры и поверю в нее настолько, что она станет для меня самой настоящей жизнью, как она стала для них, оно, это «но», исчезнет. Мне и не жалко совсем, я так хочу от него избавиться! Так хочу и сам не знаю, почему плачу… мне тяжело сейчас, мне больно, я опять обжегся! Больше такого уже не повторится никогда, теперь я знаю, что делать… так о чем я жалею? Все это не стоит слез, потому что по-другому не может быть».
Элрой протер щеки еще раз и кое-как улыбнулся. Оказалось, это даже немножечко проще, чем он думал.
Ему полегчало.
***
Этой ночью он не видел снов. Проснувшись, он счел это хорошим знаком.
Сегодня ему вообще было лучше, чем вчера. Он чувствовал себя посвежевшим, обновленным. Быть может, немножечко пустым.
Вчерашняя тоска бесследно пропала, наверно, ушла вместе со слезами, и Элрой не мог пока еще разобрать, что же пришло ей на смену.
Он подошел к зеркалу и поприветствовал нового себя улыбкой. Он еще помнил, что вчера выдавил ее еле-еле, и ему это показалось странным. Сегодня она держалась на нем довольно сносно, и, что замечательно, ему практически не приходилось прилагать усилий, чтобы поддерживать ее. Пустота внутри ничего не весила, улыбка держалась на поверхности, ничем не отягощенная.