— Другие специальности, мой дорогой, уверена, ничуть не хуже. Главное — чтобы он хорошо справлялся со своими обязанностями, а какие уж они — это не должно нас так волновать.
— Нет же, милая, нет. Не забывай: наш сын — это продолжение нас самих... Мой отец происходил из простой и довольно бедной семьи, но сумел подняться на новую ступень, заложив основы для меня, за что я ему безмерно благодарен. Я сумел подняться еще выше и заложить основы для сына. У него твердая почва под ногами, этим я горжусь, но это моя заслуга. Я же хочу гордиться ИМ и видеть, что мои усилия не были напрасны и он правильно распорядился всем, что ему от нас с тобой досталось. А это возможно лишь в том случае, если он пробьется дальше. Это длинный путь, милая, очень длинный, но именно в этом пути я вижу смысл существования — себя, тебя, моего отца, моего сына, всего нашего рода вообще. Одна случайная специальность заставит нас еще долго блуждать на пути к цели. Я не сомневаюсь, что он выбьется с любой, но ему тогда будет сложнее, и я не хочу, чтобы ему приходилось исправлять мою ошибку. Ведь именно на мне лежит ответственность за то, какую специальность он получит. На нас с тобой. В этой цепочке каждый член должен быть на высоте, иначе труд остальных пропадет.
Миссис Макинтош тогда кивала головой и выражала надежду, что все обойдется.
Момент, изображенный на фотографии, был центральным в жизни мистера Макинтоша. Именно тут он переживал свой триумф, пик своего отцовства: полученное Разрешение было чем-то вроде эстафетной палочки, которую он теперь передавал сыну — свою работу он выполнил, и теперь уже от самого Элроя зависело дальнейшее… Впрочем, все это время мистер Макинтош предусмотрительно готовил Элроя к будущим успехам. Он не жалел сил на воспитание сына, являясь в те дни главным его авторитетом — и не было никого другого и ничего другого между ними. Мистер Макинтош вспомнил славные ощущения тех дней — Элрой относился к нему как к герою, с трепетом прислушивался к любому его слову, а похвала из уст отца была ему лучшей и самой ценной наградой. Для него он был Главным Человеком на Свете. Макинтош-младший всегда очень внимательно и увлеченно слушал рассказы отца об Администрации, и было видно, как сильно ему не терпится в школу. Элрой любил свою специальность, он гордился ею, она занимала очень важное место в его жизни, и он всегда представлял себя остальным как «будущий сверщик». Отец редко рассказывал сыну, каких усилий стоило ему получить это Разрешение, потому что чувствовал, что и без них сердце сына переполняет благодарность.
Мистер Макинтош улыбнулся своим мыслям. Как давно он не чувствовал ничего подобного!
«Потому что все это давно уже в прошлом», — подумалось ему, и он помрачнел, наконец обратив внимание на заплатки и скотч.
Сын пошел в школу, и что-то в нем сломалось. Они с Лэйси перестали играть центральную роль в его жизни, и он никогда уже больше не придавал их похвалам такого значения, как раньше, а благодарность за специальность превратилась в немой упрек. Мистер Макинтош продолжал вкладывать — но уже ничего не получал взамен, никакой отдачи, и это никак не укладывалось в его понимание и в законы мирозданья. До школы он был образцовым ребенком, после первого же дня — его как подменили… конечно, мистер Макинтош не мог это так просто оставить и пускал в ход все известные ему методы воспитания, но все было тщетно. Он чувствовал, что перестал его понимать… тогда-то, наверно, он не осознавал еще, в чем дело, и чувствовал непорядок лишь интуитивно, но сейчас-то он видит, что виной всему было именно непонимание. И с каждым днем эта пропасть только увеличивалась. Мистер Макинтош никогда не понимал, почему его сын с такой легкостью отбросил такие желанные когда-то инъекции и променял их на жуков и дикарскую планету… Что в них было такого? Склонность сына к бесполезной ерунде всегда противоречила всякой логике и разуму, это противоестественно, а потому уродливо.
Потом, конечно, были десять лет, в течение которых Элрой строил себе карьеру, и эти десять лет были самыми подлыми, потому что мистер Макинтош ему поверил. Поверил, что блажь его прошла, и радовался исцелению Элроя всем сердцем, насколько оно только умело. Мистер Макинтош и тогда продолжал контролировать сына, пусть даже на расстоянии, и всегда оставался доволен результатами своих проверок... Как он только мог так сильно и так долго обманываться? Это было совершенно нерациональное вложение времени и сил. Зачем поддерживать оболочку, если внутри все равно гниль?