Женщина кивнула мне и помахала пальцами свободной руки.
Она не настоящий человек, напомнил я себе. Она проросла из трусиков. Я вырастил её.
Пока я смотрел, женщина широко раздвинула ноги, и из затененной расщелины меж её бедер появились цветы: бесконечный букет, который струился из неё, как вода из родника, цветочный фонтан, который почти жидкой волной извергался с края скамьи на пол, покрывая грязь и серые камешки так обильно, что пол комнаты был погребен под цветной радугой. Я почувствовал аромат моей матери, моей бабушки, тетушек и кузин, моих учительниц, девушек, что у меня были. Запахи всех женщин были заключены в этом обонятельном роге изобилия, каждый из этих прекрасных цветочных ароматов пробуждал воспоминания о женщинах в моей жизни и меня моментально переполнила приятно счастливая и в то же время глубоко печальная ностальгия.
Выражение лица почерневшей фигурки не изменилось — оно просто не могло измениться, но эта неподвижная фигуры всё еще излучала эмоции, и чувство, которое я благодаря ей ощущал, было благодарностью. Я дал ему жену и оно было благодарно.
Теперь Бог был не один.
Это было крышесносно. Я знал что это не Бог. Он даже не было богом. Но несмотря на то, что не прозвучало ни слова; и не одной мысли или картинки мне передано не было, никаких сомнений в реальности льющихся в меня эмоций не оставалось. Я неожиданно понял, что мумифицированное существо хочет отблагодарить меня.
В уме я видел Андре в почтительном обожании падающего на колени и задумался о том, что случилось в комнате, когда погас свет. И меня снова заполнило то всепроникающее чувство зла и обреченности.
Я знал, что должен убираться отсюда как можно быстрее, выбежать из лачуги, вернуться в джип и уехать домой, не оглядываясь. Но обнаружил, что разглядываю цветы всё еще струящиеся из промежности женщины, а мой разум умиротворяют ощущения излучаемые её неподвижным спутником.
Бог благодарен
Я задумался о своем бессмысленном существовании, о скучной работе и несуществующей личной жизни, о бесцельной рутине, заполняющей мои будни.
Обдумал несколько вариантов.
Потом загадал желание.
Чувство, которое излучала высохшая обезьяна теперь, было чем-то вроде одобрения, но когда я поглядел на столь неподходящие друг другу лица пары на скамье, я почувствовал себя хуже, чем когда-либо в жизни. Ужас вернулся, еще более сильный, чем раньше, и с мгновенной и абсолютной уверенностью я понял, что совершил огромную, величайшую ошибку в своей жизни. Моим первым побуждением было попытаться вернуть всё обратно, упасть на колени, вымолить еще один шанс и всё переиграть. Но я знал, что это невозможно.
На мгновение я задумался, затем поднял цветок, пахнущий как моя мать, повернулся и вышел из комнаты и из хижины во тьму, по моему лицу текли слезы.
Направляясь к припаркованному джипу, я гадал: что было у Андре на уме за секунду до того, как он спустил курок.
Ⓒ The Planting by Bentley Little, 2004
Ⓒ Шамиль Галиев, перевод
Стопперы
В детстве Коулмэн не понимал, откуда берутся пробки. Каждый раз, когда они с семьей застревали на автостраде, он спрашивал отца: почему машины едут так медленно. Отец терпеливо объяснял, что пробки — это неотъемлемая часть жизни в густонаселенном столичном районе, но Коулмэн спорил, что загруженные дороги не появляются просто так, и должна быть какая-то причина. Он говорил, что в самом начале должны находиться машина или грузовик, которые столкнулись; либо автомобиль, который сломался, или просто медленно движущийся транспорт, из-за которого и возникают пробки.
— Нет никакого начала, — отвечал отец. — Ты прав, иногда действительно случаются аварии, но обычно на дорогах очень много машин, полосы перегружены, и поэтому остальные машины тоже едут медленнее.
— Но ведь пробки не длятся вечно, — говорил Коулмэн. — У них должно быть начало. Должна быть машина, с которой всё начинается.
— Начала нет, — повторял отец.
И Коулмэн кивал, делая вид, что понимает, хотя на самом деле не понимал.
Сейчас, пролетая над автострадой Санта-Аны в вертолете радиостанции, он смотрел вниз на извивающуюся змеей дорогу и огромную пробку, тянущуюся внизу. Первые солнечные лучи падали на тысячи лобовых стекол, из-за чего казалось, что блики играют на поверхности воды.