Я снова взял его руку и пожал ее.
— Это все, что мне нужно было знать, — сказал я. — Теперь у меня словно камень с души свалился. Давай отправимся ко мне и там подумаем вместе, как нам найти это чертово ожерелье. Такая команда, как мы с тобой вдвоем, одолеет любого.
— Ты меня не разыгрываешь?
Я встал и надел шляпу.
— Нет, Генри, я предлагаю тебе работу, в которой, как я понимаю, ты сейчас нуждаешься. А заодно и все виски, которое можно найти в этом городе. Пошли. Ты можешь вести машину в этом состоянии?
— Дьявол, конечно! Я ведь совсем не пьян. — Генри был явно удивлен моим вопросом.
Мы прошли полутемным коридором, в конце которого вдруг возник толстяк.
Он потирал ладонью живот и смотрел на меня своими крошечными жадными глазками.
— Все в норме? — спросил он, пожевывая зубочистку.
— Дай ему доллар, — сказал Генри.
— Зачем?
— Не знаю. Просто так дай.
Я достал из кармана долларовую бумажку и протянул ее толстяку.
— Спасибо, старина, — сказал Генри и вдруг врезал ему под адамово яблоко. Затем он забрал у толстяка доллар.
— Это плата за удар, — объяснил он мне. — Ненавижу получать деньги даром.
Мы спустились вниз в руке рука, оставив управляющего сидеть в изумлении на полу.
Глава 3
В пять часов вечера я очнулся и обнаружил, что лежу на постели в своей голливудской квартире. Я с трудом повернул больную голову и увидел растянувшегося рядом Генри Эйхельбергера в майке и брюках. Рядом на столике стояла едва початая двухлитровая бутылка виски «Старая плантация». Такая же бутылка валялась на полу, но совершенно пустая. По всей комнате была разбросана одежда, а ручку одного из кресел прожгли окурком.
Я осторожно ощупал себя. Мышцы живота ныли, челюсть с одной стороны основательно распухла. В остальном я был как новенький. Когда я поднялся с постели, голову пронзила острая боль, но я отрешился от нее и прямиком направился к бутылке, чтобы хорошенько к ней приложиться. Спиртное подействовало на меня самым благоприятным образом. Я почувствовал бодрость и готовность к любым приключениям. Подойдя к кровати, я крепко потряс Генри за плечо.
— Проснись, мой друг, уже померкли краски дня.
Генри поднял голову:
— Что за чушь?.. А, это ты, Уолтер, привет. Как самочувствие?
— Великолепно! Ты отдохнул?
— Конечно.
Он спустил босые ступни на ковер и пятерней поправил свою светлую шевелюру.
— Мы прекрасно проводили время, пока ты не отрубился, — заметил он. — Тогда и я прилег вздремнуть. Один не пью. С тобой все в порядке?
— Да, Генри. Я в отличной форме. Это кстати, потому что нам предстоит работа.
Он добрался до бутылки и приник к ней ненадолго.
— Когда человек болен, ему необходимо лекарство, — изрек он затем и огляделся.
— Черт, мы так быстро с тобой накачались, что я даже не разглядел хорошенько, куда меня занесло. У тебя здесь недурно… Ничего себе — все белое: и телефон, и пишущая машинка. Что с тобой, приятель? Ты недавно принял первое причастие?
— Нет, просто дурацкая фантазия, — ответил я, сделав неопределенный жест рукой в воздухе.
Генри подошел к столу, внимательно разглядел телефон, машинку и письменный прибор, каждая вещица в котором была помечена моими инициалами.
— Потрясающе сделано, — сказал Генри, повернувшись ко мне.
— Да, неплохо, — скромно согласился с ним я.
— Так, ну и что теперь? Есть какие-нибудь идеи или сначала немного выпьем?
— Ты не ошибся, Генри. Идея у меня есть, и с таким помощником, как ты, мне будет легко претворить ее в жизнь. Понимаешь, когда похищают столь дорогую вещь, как нитка жемчуга, об этом знает весь преступный мир. Ворованный жемчуг очень трудно продать, потому что он не поддается, как другие драгоценности, огранке, и специалист всегда сможет опознать его. Уголовники этого города уже должны были прийти в великое возбуждение. Нам не составит труда найти кого-то, кто передаст в заинтересованные круги, что мы готовы заплатить определенное вознаграждение, если ожерелье вернут.
— Для пьяного ты вполне связно излагаешь свои мысли, — сказал Генри, снова взявшись за бутылку. — Но только ты забыл, по-моему, что жемчуг-то — липовый.
— По причинам чисто сентиментального характера я все равно готов заплатить за него.
Генри отхлебнул немного виски и сказал:
— Все это понятно. Но с чего ты взял, что преступный мир, о котором ты здесь толкуешь, будет возиться со стекляшками?
— Мне всегда казалось, Генри, что у преступников тоже должно быть чувство юмора. А ведь в этой ситуации кто-то может стать настоящим посмешищем.