А потом он встретил экзотическую женщину. Родина — Цейлон, мать — сенегалка, отец — англичанин. Выросла она в Лондоне, училась в колледже в Калифорнии и недавно переехала в Нью-Йорк. Высокие скулы, миндалевидные глаза, великолепная фигура, внешность, образно говоря, универсальная. В какой бы национальный ресторан не приводил ее Пол, везде она казалась своей. Звали ее Синдра. Познакомились они на его лекции в Нью-йоркском университете. Он рассказывал о юморе в фильмах Хичкока, и из всех вопросов только ее показался ему интересным. После лекции он пригласил Синдру на просмотр. Потом они встречались трижды, и он убедился, что желания смотреть новые фильмы у нее никак не меньше, чем у него. Опять же, ее отличал хороший вкус. Все четыре раза она уезжала домой на такси. Поначалу он только этому радовался, но на четвертый раз желание овладеть ею пересилило намерение закончить вечер в городом одиночестве. Он наклонился к окошку такси и спросил, не хотела бы она продолжить общение.
— Я с удовольствием, — заверила его Синдра. — Но не сегодня, Пол. Не сегодня, дорогой, у меня…
Что? Головная боль? Муж? Что?
Он позвонил ей утром, пригласил на очередной просмотр через два дня. Сначала фильм, после — тоголезский ресторан. Блюда ему понравились, обжигающе горячие.
— Наверное, в Того голод, — поделился он с ней своими предположениями. — Правда, я об этом не слышал.
— За всем не уследишь. А кормят здесь очень вкусно.
— Ты совершенно права, — он накрыл ее руку своей. — Мне так хорошо. И не хочется, чтобы вечер подходил к концу.
— Мне тоже.
— Поедем к тебе?
— Лучше к тебе.
На Банк-стрит они приехали на такси. Медведь, естественно, лежал в постели. Пол устроил Синдру в гостиной, налил ей бокал вина, а сам пошел в спальню, чтобы убрать медведя. Синдра увязалась за ним.
— О, плюшевый медведь! — воскликнула она. Он не знал, что и сказать, потом ляпнул: «Моей дочери».
— Я не знала, что у тебя есть дочь. Сколько ей лет?
— Семь.
— Вроде бы ты развелся раньше.
— А что я сказал, семь? Я имел в виду одиннадцать.
— Как ее имя?
— Нет у нее имени.
— У твоей дочери нет имени?
— Я думал, ты про медведя. Мою дочь зовут э… а… Пола.
— Аполла? Женское сокращение от Аполлона?
— Именно так.
— Необычное имя. Мне нравиться. Ты придумал или жена?
Господи!
— Я.
— А у медведя имени нет?
— Еще нет. Я недавно купил его, и она спит с ним, когда остается у меня на ночь. Я сплю в гостиной.
— Да, я так и подумала. А фотографии у тебя есть?
— Медведя? Извини, ты, конечно, спрашиваешь про дочь.
— Конечно. Как выглядит медведь, я уже знаю.
— Это точно.
— Так есть?
— Дерьмо.
— Прости, но…
— Да черт с ним! — он махнул рукой. — Нет у меня никакой дочери, детей у нас вообще не было. Я сам сплю с медведем. Глупая, знаешь ли, история, но я не могу заснуть, если не беру в постель медведя. Я понимаю, как нелепо это звучит.
Что-то блеснуло в ее темных миндалевидных глазах.
— По-моему, звучит очень мило.
У него даже повлажнели глаза.
— Я никому об этом не говорил. Глупо, кончено, но…
— Совсем и не глупо. И ты никак не назвал медведя?
— Не знаю.
— Можно я посмотрю? Одежды нет. Только желтая лента на шее, а это нейтральный цвет, не правда ли? И, разумеется, анатомического соответствия нет, как у тех кукол, что продают детям, у которых не хватает ума играть в больницу. — Она вздохнула. — Похоже, твой медведь бесполое существо.
— А вот мы, с другой стороны, нет.
— Согласна с тобой, мы — нет.
Медведь остался с ними в постели. Абсурдно, конечно, заниматься любовью в компании медведя, но, наверное, еще абсурднее убирать его в шкаф. Да и особенной разницы не было. Они слишком увлеклись друг другом, чтобы замечать медведя. Наконец биение их сердец вернулось к нормальному ритму, воздух охладил влажную от пота кожу. Несколько слов, несколько фраз. Дремота. Он лежал на боку, с медведем в руках. Она прижималась к нему сзади. Сон, блаженный сон. Он проснулся, обнимая медведя, но его самого никто не обнимал. Постель наполнял ее запах. Синдра, однако, исчезла. Поднялась глубокой ночью, оделась и удалилась. Он позвонил ей около полудня.