В одном башмаке, значит, нет злодейского гена, там нога как нога, а в другом — ген и нога раскопытилась, и дальше копытится без остановки.
Пошевелили на бойне мозгами, испугались огласки такого случая производственной небезопасности, купили страховку для своего работника, крепкого, честного, дружелюбного. И вот, значит, ждёт он звонка из больницы для приглашения на операцию номер один, а всего их четыре.
Тут как раз к нему и является с острова парень, на работу просит устроить хоть кем и письмо привозит ему от матери, всесторонне чудесное.
«Мой родимый сыночек, — пишет она, — как ты там жив-здоров, хорошо ли к тебе люди повёрнуты, есть ли случай счастливый, завёл ли жену с детишками? Сон мне был, будто краской говядину мажешь на бойне для свежего вида, и на левый башмак эта краска через все там двери прокляксалась, и в том башмаке нога твоя вся ископытилась. Быстро выкинь те башмаки с глаз долой, сыночек, потому как нечистой силы краска есть отрава и порча злодейская, сатанинская козня, чистого и невинного она ископытит, а нечистого и во всем виноватого она усладит добавочной силой. Выбрось мигом те башмаки, не сплю из-за них, проклятых…»
Задумался Рой минут на сорок, вложил башмаки в синий мешок и отнес на помойку. В тот же миг удивительный машина подъехала мусорная, пасть распахнула, мусор всосала и пошла перемалывать. А у Роя в ноге ископытенной что-то вжикнуло, звякнуло, дернулось — словно пружина в ступне содержалась и вся выскочила. Куда?.. Где она?.. Ничего подобного нигде не видать!
Пристроил он парня с острова красить мясо на бойню, сказал:
— Только краской, смотри, не заляпайся, когда будешь мясо малярить, не то весь ископытишься, охвостатишься и на четвереньках пастись будешь, бодаясь, мыча и мумукая.
А сам пошёл себе и пошёл — куда глаза глядят, безо всякой цели, из городка в городок, всегда есть молодецкому человеку чем на хлеб заработать, где на ночь прилечь. И в таком походе нога у этого Роя очеловечилась, до двухсот пятнадцати лет дожила в полном здравии, слегка на грозу томясь.
Детей от него родилось девяносто девять от ста тридцати жен, ни с одной из которых он в законный брак не вступил по причине ходьбы своей непрестанной и мимолётности.
Двенадцать его дочерей скурвились. Потому как ели часто куриное мясо, крашенное под жемчуг. Гены сработали!.. Но на шестом десятке годов всё у них подыспра-вилось, Рой собрал их на острове, где много рыбы, фруктов и овощей, но совсем нет никаких кур, — и дочери все как одна обратно раскурвились до полной святости, обрели свою интересную благодать и уважение островитян и родичей.
Да не хихикайте, не хихикайте, одеяло же падает, а у нас тут до десятого октября батареи не топятся. Хорошо вам в двести пятнадцать лет у меня на плече греться, ластиться, языком моим баловаться — все равно не пойду за вас замуж, потому что, — как писал Августин, — нет сомнения, люди нередко любят прекраснейшие вещи самым постыдным образом.
Вешалка для лица — секрет вечной молодости!.. Снимайте лицо на ночь и вешайте у открытого окна.
Vip-салон «Афродита»
Директор поэзии
Дант, когда ему нужно, называет веки
глазными губами… Итак, страданье
скрещивает органы чувств, создает
гибриды, приводит к губастому глазу.
Однажды в студёную зимнюю пору примчался в наш знаменитый журнал один псих лохматый, никому не известный автор, лет тридцати или около этого. Роман принес. В стихах! Моя, говорит, фамилия — Пушкин.
А я ему говорю: это всё уже было! с такой фамилией теперь можно стать кем угодно, только не поэтом! Очень даже распространённая фамилия! Лично я четырёх Пушкиных знаю — все инженеры! К нам тут, гражданин Пушкин, одних Есениных пять штук ходит, три Лермонтова и двадцать три Державина.
А он мне так нахально свой роман в стихах тычет. Ну псих какой-то! Поэму, и ту читать противно, если стихами написана. А тут роман — по 14 строк в каждой строфе. С ума сойти! Сколько строк в романе — все на 14 делятся без остатка! Онегинская строфа называется! Я, конечно, не хуже других Пушкина изучал… Но лично, живьём так сказать, встретился с ним впервые.
И не произвёл он на меня никакого хорошего впечатления. На портретах — одно, а в жизни — совсем другое. И совершенно я его не узнал! Так себе человек, ничего особенного. Но ужасно много из себя воображает! Плюгавенький такой, низенький, глазки навыкате, носище ноздреватый (вдобавок еще и крючком!) — все твои мысли так и вынюхивает. Настроение этот автор может испортить запросто. Даже в душу плюнуть при случае. Поперёк ничего не скажи!