— Почему воздушная тревога?!.
А Нога с ручкой опять — три раза:
— Тип-топ! Тип-топ! Тип-топ!
Вскочил боевой петух, прыгнул в Ногу с ручкой, чтобы Тип ее не тяпнул, пока он будет за Типом гоняться.
Летит петух в Ноге с ручкой на бреющем полете, крыльями гремит, глазами полыхает, борода искрится, гребень — как пожар, на хвосте — костер!
Весь петух дымится, весь — огонь и пламя!
Граждане звонят в пожарную команду:
— Какой ужас!.. Жар-птица! Жар-птица!
Сделал петух при таком полёте три круга без посадки, Типа не нашел, на четвёртом развороте домой возвратился, выскочил из Ноги с ручкой и безопасным образом поставил её на подоконник.
Ох!.. Какая мягкая посадка! Никто не треснул, не брякнулся, можно и поспать на одной ноге, как петух делает.
Тут как тут зелёный усик винограда Ногу с ручкой взял под ручку и загнулся там пружинкой…
А ветер налетел, усик дёрнулся, и Нога с ручкой пошла налево.
— Ты куда? — спросил петух.
Вода сказала:
— Буль-буль!
— Тип-топ! Тип-топ! — сказала Нога с ручкой.
— Где же этот Тип? И куда ты топаешь?
Нога с ручкой задумалась и остановилась.
Потом опять:
— Тип-топ! Тип-топ! Тип-топ!
Ветер потому что…
Начало в 21 час. Билетов нет.
Под лезвием звуков
В морду дай ему, в морду, я тебе говорю! Бежит он рысцой, закаляется — а ты спокойно, с большим достоинством идёшь случайно ему навстречу — и хрясть! хрясть! хрясть!.. А ещё лучше так: он сидит в президиуме, ведёт собрание, ты посылаешь записочку с пожеланием выступить, он тебя объявляет, а ты спокойно, с большим достоинством идёшь на сцену и при всех плюёшь ему в рожу — хр-р-р! хр-р-р! хр-р-р! Все понимают — за что, и мы устраиваем бурную овацию. А этот мерзавец, подонок, вор, курва, сексот, угробивший столько народу, навалит в штаны от страха и, попомни мои слова, начнёт тебя уважать, ублажать, и всё ты получишь сполна, спокойно, с большим достоинством. Ты же меня знаешь, я плохого не посоветую. Сам терпеть не могу сомнительных действий, интриг, эта мелкая возня не по мне — слишком жизнь коротка и до-о-о-роги идеалы.
Бу-бу-бу… Грум-вжжик, грум-вжжик… ияи-ияи-ияи… Непроглядное утро, промозглое, ледяное и слякотное, с гремучей, визгучей дверью в парадном, с тарахтеньем и шамканьем лифта, пахнущего мочой и окурками, с подметальным размахом, шварком и скрёбом лопат и дворницких мётел в гулком колодце за окнами, где собаки прогуливают хозяев, рычащих, роющих землю, задирающих лапку под деревом, вынюхивающих друг друга.
А в почтовом ящике — три газетки, четыре письма, две повестки, два счета за телефон, который не отвечает, и… малюсенький мышиный младенчик:
— Иди ко мне, моя крошка, бархатный, нежный лоскутик! Я отнесу тебя к мамочке, к твоей мышиной бабуле, к толпам хвостатых родичей, которыми полон подвал.
— А я уже мёртвый, ты разве не видишь? Надень очки, вот они — в левом кармане куртки. Надень и увидишь, как я спал и меня задушили, крепко и весело сжали меня в кулаке и — хруп! — и пи-пи!.. А потом затолкали в железную щёлку. Зато мне теперь не хочется ни пить, ни есть, ни дрожать от страха, я сплю в благодати, а мясо моё отнеси под кустик, пускай съедят, меня в этом мясе нет, весь вышел, — он говорит блестящими, выпуклыми глазёнками, лежа в ладони под мертвым сияньем общественной лампы дневного света.
Иду и бросаю его под кустик, в глубокий снег, не оборачиваюсь, пересекаю двор, а в глазу на затылке серебристое тельце удавленника сливается с морозной снеготочивой мглой…
— Нет, паршивец, ты дай мне собственную оценку — бу-бу-бу! — тогдашнего пакта между Молотовым и Риббентропом и приведи — жу-жу-жу! — бесспорные доказательства, неоспоримые факты, а не тявканье этой контры, этой газетной своры гнусных переворотчиков! Я преподаю вам не только и не столько нашу историю — грум-вжжик! грум-вжжик! — а железную идеологию нашего общества! Да заткнись ты, заткнись, вся семья у тебя такая! Мало он пролил крови, мало пересажал, мало перестрелял! Не своею он умер смертью! Скоты! Свиньи неблагодарные — грум-йяй-йяй! Гений он был, ге-е-ний! В гробу мы видали Европу и всю мировую общественность! В гробу — бу-бу-бу! Подумаешь, Гитлер?! — Нет ничего позорного, это же битва гигантов, мы расширяли границы! Мы, негодяй, законно увеличили свою территорию. Да плевать мне, что о нас думают! Вон из класса! Больше не смей приходить! — грум-грум! — на мои уроки. Ты очерняешь — бемц! — ты извращаешь идейно — бамц! — всю нашу действительность, ты ненавидишь историю родины — грум-йяй-йяй! — ты предаёшь идеологию нашей партии, вежливая ты сволочь!