Родион обладал тем типом мышления, который в школьные годы Андрея учителя называли "олимпиадным". Он легко, иногда даже обескураживающе легко, схватывал самые отвлечённые и абстрактные идеи, но мог вдруг застопориться на чём-то совершенно банальном. Как потом выяснялось, он, не веря, что что-то может быть таким простым, выдумывал себе заковыристые объяснения и потом никак не мог притянуть их к простенькой задаче. Андрей, после нескольких подобных случаев, изготовил табличку с надписью: "Не умничай! Всё проще" и каждый раз, когда Родион приходил к нему заниматься, водружал её в центре стола. Им обоим очень нравилась эта игра.
Через некоторое время из райцентра приехал инспектор отдела образования. По странной игре разума Андрей запомнил его, хотя пробыл этот инспектор в Городке совсем недолго, и Андрей больше никогда с ним не встречался: это был белоголовый, невысокого роста человек с птичьим лицом и удивительно большими при его росте ладонями; здороваясь, он буквально утопил ладонь Андрея в своей. Он беседовал с Родионом около трех часов, после чего, выйдя к своей машине, молча пожал руку провожавшему его Андрею, непонятно чему усмехнулся, оглядевшись, и уехал. Зиминых больше никто не тревожил, только Родион дважды в год ездил в город сдавать экзамены.
В последние месяцы перед уходом "пришлых" Родион выполнял на вычислительной сети Центра какие-то реальные задачи по тематике Фалина. Андрей не вникал в подробности этих задач. С некоторых пор он под различными предлогами старался уклониться от участия в теоретических семинарах группы, так как многое попросту уже не понимал. Это последнее было, возможно, ожидаемым, но, тем не менее, огорчало. В конце концов, всё тонко чувствовавший Фалин однажды сказал:
– Андрей Ильич, вы можете не участвовать в семинарах. Мы ведь уже ничего не исследуем, мы… как бы это сказать… строим. Вернее, достраиваем. Исследовательской работы тут никакой нет…
Городок и Центр (Олев, "ломовик")
…Олев добрался до Городка днём, около четырёх часов, скачала на попутке, а потом от трассы последние шесть километров пешком. Дорога, по которой он шёл, осталась такой же, какой была пять лет назад – не очень ухоженной, с трещинами и выбоинами в асфальте, разве что теперь сквозь трещины зеленела трава. Тополя вдоль дороги постарели, многие усохли, другие загустели, в одном месте вдоль обочины лежал ствол, видимо, сломанный ветром. По всему было видно, что, если кто-то и ездил здесь, то очень редко.
Городок скрывался за рощицей, по-осеннему желтевшей вдалеке, и лишь подойдя к ней, Олев увидел первые дома. Всю дорогу сюда он пытался представить, какие чувства испытает при встрече с местом, где провёл двадцать лет жизни, с которым его связывало очень многое, но особого волнения не испытал, скорее любопытство, возможно, он пережил всё волнение в поезде по дороге сюда, а возможно, потому что в душе давно похоронил тот Городок, который помнил, и теперь просто сравнивал с тем, что появилось на его месте, уже чужим.
Он заходил со стороны одноэтажных домиков, отчасти доставшихся Городку в наследство от бывшего здесь когда-то посёлка, отчасти поставленных первыми строителями Центра по изучению Джей-канала, организованного на этом месте. Домики, по большей части кирпичные, добротно поставленные, выглядели бы и теперь вполне жилыми, если бы не забранные ставнями окна и не заросшие по-дикому без хозяйской руки непременные садики вокруг них, с покосившимися кое-где заборами. Этот район всегда отличали и называли когда-то "Старым Городком", хотя и весь Городок был сам по себе невелик.
Дальше шли уже многоквартирные дома, которые начали строить в ударном порядке, когда в Центр потянулись сотни молодых энтузиастов, заворожённых махиной Канала. Олев, так же заворожённый, приехал сюда лет на пять-шесть позже, закончив училище.
Большие дома тоже казались необитаемыми, газоны рядом с ними заросли неопрятными кустами сирени и жасмина, детские площадки, до сих пор сохранившие яркие краски, пустовали, нигде не сохло бельё. В нескольких домах окна были закрыты дощатыми щитами…
Хотя кругом не было ни души, ещё проходя через Старый Городок, Олев услышал за спиной шорох и, обернувшись, заметил какое-то движение. Шорох повторился, и Олев увидел морду глядевшей между веток сирени собаки. Собака смотрела настороженно. И тут же Олев заметил ещё двух собак, залёгших за кустами поодаль. На всякий случай половчее перехватив сумку, он пошёл дальше, уже постоянно замечая слева и справа от себя согласованное движение. Через несколько минут, однако, это движение внезапно прекратилось, с шумом шарахнувшись куда-то в сторону, и больше не возникало.