– Ну, хорошо, – Хрунов немного подумал, затем, сказав, – Сдаётся мне, Лайма вас не тронет, – отцепил от связки ключ и протянул Олеву. – Это от входа в главный. Я запру, вы потом тоже заприте. Как-никак почти режимный объект… Ещё вот что. Я завтра рано утром еду в город, отчёт надо начальству везти, они почему-то лично в глаза хотят смотреть, видимо, чтоб не обманул. К вечеру должен быть обратно, дождитесь меня, мы потом решим, как вам дальше быть. Если что, я вас вечером же либо в Городок, либо в город и отвезу. Спокойной ночи, – Хрунов было пошёл в сторону главного корпуса, но вернулся. – Я в вестибюле на всякий случай удочки оставлю и наживку, может, сходите на Речку, вы всё-таки в отпуске…
Он пошёл в сторону главного корпуса, овчарка потрусила за ним, успев, пока не скрылась, несколько раз настороженно обернуться на Олева.
Олев остался один.
Он отошёл к краю посадочной площадки, оставив позади себя приглушённые сигнальные огни, и опустился на высокую, упругую траву.
Луны не было. Перед ним лежала чёрная степь, такая же чёрная, как небо над ней, и между ними не было границы, разве что ниже какой-то невидимой линии не было звезд. Степь стрекотала на все лады, и несмолкаемый стрёкот этот, меняющийся ежесекундно и неизменный, лишь изредка перебиваемый криками каких-то далёких, скрытых за чернотой степи птиц, вязкий, обволакивающий, струился как будто отовсюду, даже сверху, от извилистой полоски Млечного Пути, и соединение казавшегося сейчас вечным стрёкота сверчков и вечного мерцания звёзд рождало в сознании ощущение внутренней бездонной глухоты, заключавшей в себе мыслимое всё и одновременно бывшей этим всем…
Искушение второе, или Исход "пришлых" (Андрей Олев, пилот-исследователь)
…Под вечер, перед самым уходом "пришлых", Фалин поднялся в номер Андрея. В руках он держал две кассеты, на таких пилоты обычно сдавали свои видеорапорты.
– Не помешаю? Надо бы поговорить…
– Пожалуйста, – Андрей указал на кресло и сам сел напротив, он сразу догадался, что "пришлые", должно быть, закончили свои расчёты, и теперь Фалин пришёл сообщить решение. Сердце у Андрея болезненно сжалось.
– Мы закончили расчёты, – действительно сказал Фалин. – Есть довольно гладкое решение. Мы обсчитывали трансформацию для Зиминых, на всякий случай посчитали и для вас, так что, в сущности, всё готово, процедуры просчитаны. Только это надо делать сейчас, пока мы можем создавать наведённые тромбы…
Он что-то ещё говорил, а Андрей мучительно пытался вспомнить, где он слышал что-то подобное.
"Что-то такое Хализов говорил… – тягуче вспоминал Андрей. – Что-то такое насчёт тромбов… Ну да, – воспоминание неприятно кольнуло Андрея. – Он тогда так и сказал – они сами наводят тромбы…"
– Вы слушаете меня? – спросил вдруг Фалин, и Андрей очнулся.
– Да.
– Я говорю, трансформация возможна и другим способом, но это гораздо болезненней – некоторое подобие физической смерти, определённого рода взрыв при выходе из Канала. Это, повторю, болезненно и оставляет много разнообразного мусора во внешней среде – вещества и паразитной информации, и лучше бы всё сделать сейчас. Что вы решаете?
– Нет, нет, – торопливо, может быть, даже слишком торопливо сказал Андрей. – Спасибо!
– Не уверен, что тут есть повод для благодарности, – помолчав, сказал Фалин. – Вы торопитесь. Напрасно. Вы ведь уже сейчас больше там, чем здесь. Я вас ещё по училищу помню. Если не ошибаюсь, это с вашей лёгкой руки мы называли его "лётным узилищем" из-за скудного числа полётных часов. Хотя тогда большинству этих полётных часов было выше головы…
Он в задумчивости помолчал. Потом лицо его оживилось, словно от догадки.
– Слушайте, Андрей Ильич! – сказал он. – Уж не обиделись ли вы, паче чаянья, на Канал? Что-то, вроде "много званных да мало избранных", нет?
Андрей не ответил.
– Так вот, поверьте мне, Андрей Ильич, вы-то как раз избранный.
– Вами? – спросил Андрей.
Фалин с досадой качнул головой:
– Значит, угадал, вы всё-таки обиделись на Канал. Как мальчик…
– Это пустой разговор, Глеб Евгеньевич, – прервал его Андрей. – Спасибо за приглашение, но…
– Да поймите же, это вовсе не повод для благодарности!.. – перебил его Фалин.
– Ну, неважно! – может быть, резче чем ему хотелось, сказал Андрей. Разговор становился ему неприятен. – Бог с ним, с избранием! Одного Хрунова оставлять расхлёбывать кашу, которая завариться, по-любому было бы неправильно…
Фалин внимательно посмотрел на него.
– Как вам удалось не повзрослеть?.. – он вновь, на этот раз озадаченно, качнул головой. – Вы просто не выросли. Все выросли, даже, наверно, постарели, Городок, Канал, все мы; все, кроме вас… – он помолчал, покусывая нижнюю губу. – Ну, ладно. Давайте тогда о "каше". У вас с Хруновым могут быть неприятности из-за Зиминой и, главное, из-за детей. Может, нам перед отлётом связать вас? Запереть где-нибудь, я не знаю, что-то ещё?