«АЛЬБОМ ТВОРЦА ТАТЬЯНЫ»
Число произведений Пушкина, вышедших при его жизни с иллюстрациями, было крайне невелико. Вот перечень этих иллюстраций: одна чудесная гравюра М. Иванова, сделанная по рисунку И. Иванова с монограммой «А. О.» (Оленина), приложенная к первому изданию «Руслана и Людмилы» 1820 года, и четыре очаровательных гравюры С. Галактионова, рисованные им же, к «Бахчисарайскому фонтану». Они появились почти одновременно в 1827 году во втором издании этого произведения, вышедшем отдельно, и в «Невском альманахе» Егора Аладьина.
Если к этому добавить портрет Пугачева, снимок с его печати, а также несколько факсимиле, приложенных к «Истории Пугачевского бунта», изданной в 1834 году, да два-три портрета самого Пушкина — это все, что так или иначе иллюстрировало отдельные издания поэта при его жизни. Столь же не богат список иллюстраций к пушкинским произведениям, напечатанным в альманахах его времени. Помимо уже указанного повторения четырех галактионовских гравюр к «Бахчисарайскому фонтану» в «Невском альманахе», это — одна гравюра к «Кавказскому пленнику» (рис. И. Иванов, гравировал С. Галактионов), помещенная в «Полярной звезде» А. Бестужева и К. Рылеева на 1824 год, одна гравюра к «Братьям разбойникам» (рис. И.Иванов, гравировал С.Галактионов) в «Полярной звезде», вышедшей в следующем 1825 году, одна гравюра к «Борису Годунову» (рисовал и гравировал С.Галактионов) в «Невском альманахе» на 1828 год и шесть гравюр в том же альманахе на 1829 год к «Евгению Онегину». Последние рисовал художник А. Нотбек, а гравировали Ческий, Гейтман, Галактионов, Збруев, М. Иванов. Иллюстрации выполнены художником весьма средне, и сам Пушкин, как известно, отозвался о них насмешливыми эпиграммами.
Список этот завершает гравюра в «Новосельи» А. Смирдина 1833 года к «Домику в Коломне»: рисунок «Кухарка бреется» был исполнен художником Александром Брюлловым, а гравировал его Ческий.
Вот и все, что увидел сам Пушкин из иллюстраций к своим бессмертным творениям1.
Несомненная бедность этого списка достаточно объяснена и в биографиях А. С. Пушкина и в истории русской иллюстрации того времени.
В свете этого чрезвычайно любопытны три литографированные картинки к французскому переводу «Бахчисарайского фонтана», вышедшему отдельным изданием в Париже в 1826 году. Эти три литографии являются первыми по времени иллюстрациями к «Бахчисарайскому фонтану», так как упомянутые выше четыре гравюры Галактионов а к тому же произведению вышли в свет годом позже.
Перевод «Бахчисарайского фонтана» на французский язык принадлежит французскому литератору Жану Мари Шопену, рисунки исполнены его братом — художником, а музыку к «Татарской песне», приложенной к книге на вкладном листе нот, написала жена переводчика2.
Издана книжка великолепно. Оттиски литографий сочны, а на красивой печатной обложке дана изящная гравированная виньетка с изображением «Фонтана слез». Кстати, именно так — «La Fontaine des Pleurs», а не «Бахчисарайским фонтаном» назвал пушкинскую поэму переводчик. По словам французского же рецензента Геро (рецензия его была напечатана в парижском «Энциклопедическом обозрении» («Revue Encyclopedique») и полностью перепечатана в переводе в № 17 «Московского телеграфа» за 1826 год), переводчик вынужден был изменить заглавие, «боясь оскорбить татарским словом французскую привычку к сладкогласию».
Жан Мари Шопен служил несколько лет секретарем и библиотекарем у русского посла в Париже князя А. Б. Куракина. В 1812 году Шопен выехал вместе с Куракиным в Россию и только после смерти Куракина в 1818 году вернулся обратно во Францию.
В качестве «знатока русской жизни» Шопен написал несколько книг о России и, кроме того, собирался познакомить французов с лучшими образцами русской поэзии. Из пушкинских произведений в печати появился только «Бахчисарайский фонтан», хотя известно, что Шопен работал над переводами «Цыган», «Кавказского пленника» и «Евгения Онегина».
Шопеновский перевод «Бахчисарайского фонтана», по мнению исследователей французских переводов Пушкина, не принадлежит к удачным работам. Но это была первая попытка перевести произведения Пушкина на французский язык стихами. До Шопена существовали только прозаические переложения3.
К концу тридцатых годов явно руссофильская деятельность Жан Мари Шопена стала необычайно полезна правительству Николая I. Усиливавшаяся вражда Англии к России, вызванная осложнениями на севере Индии и в Персии и происходившая, по мнению Англии, якобы из-за происков русского царя в этих странах, породили в Париже своего рода «холодную войну» между русскими и англичанами за влияние на Францию.
По донесениям русского агента Третьего отделения, небезызвестного Якова Толстого, отметившего полезность деятельности Шопена, Николай I распорядился наградить его «перстнем ценою в тысячу двести рублей, как писателя, написавшего в хорошем духе работу о России».
К чести первого переводчика «Бахчисарайского фонтана» на французский язык, он в этих «работах о России» умел соблюсти некоторый декорум беспристрастного наблюдателя. Так, например, крепостное право в России он неизменно называл «темной стороной русской жизни».
Весьма возможно, что, не будь этого, Николай I преподнес бы ему перстень и в более дорогую цену.
«Бахчисарайский фонтан» в переводе Шопена сейчас является редчайшей книжкой среди всей прижизненной «пушкинианы». По-видимому, в Россию она попала в небольшом количестве.
* *
Из более поздних иллюстраций к произведениям Пушкина наиболее значительными надо признать выполненные в 1855—1860 годы карандашные рисунки к «Евгению Онегину» художника Павла Петровича Соколова.
Рисунки Павла Соколова к «Евгению Онегину», в количестве 48, были мастерски исполнены свинцовым карандашом. Под ними, карандашом же, рукой художника был написан и весь текст «Евгения Онегина».
Годы выполнения рисунков были еще довольно близки к пушкинской эпохе, и можно поверить, что подлинниками «восхищались многие современники Пушкина и люди, близкие столь рано погибшему поэту». В кружке А. Хомякова Павла Соколова называли «творцом Татьяны», а ректор Академии художеств П. Клодт предлагал даже собственные средства на издание рисунков.
Издание, однако, не состоялось, так как весь альбом рисунков к «Евгению Онегину» пропал у художника при обстоятельствах, о которых я попытаюсь рассказать ниже.
Разыскать альбом удалось только в 1892 году издателю В. Г. Готье, который тут же поспешил издать его фототипическим способом. Альбом был напечатан в количестве 200 экземпляров (из них — 25 нумерованных, роскошных, на японской бумаге) и ныне, в свою очередь, стал редкостью.
Фототипии рисунков, выполненные К. А. Фишером в уменьшенном против оригиналов размере (с 33x22 до 23x15 сантиметров), даже и частично не передавали всей прелести подлинных" рисунков. Однако альбом имел шумный успех, разошелся мгновенно, и достать экземпляр (у меня № 3 на японской бумаге) удалось с немалым трудом4.
В предисловии к альбому издатель его В. Готье рассказывает, что подлинник «удалось открыть в библиотеке одной дамы, принадлежащей к высшему московскому обществу». Ни имени «дамы», ни обстоятельств, при которых попал к ней альбом, в предисловии не сообщается.
В своих воспоминаниях художник Павел Соколов писал: «Нужда не давала мне возможности сосредоточить все мои произведения в одном месте, или хранить их у себя. Тогда я продавал свои труды за бесценок, а многие пропали даром. Так, например, мои иллюстрации к «Евгению Онегину» я оставил в Москве у Булгакова (речь идет о Константине Булгакове, «гениальном повесе», как его называли в сороковых годах.— Н. С.-С), не желая везти их в Петербург. Булгаков умер, имущество его было описано и продано, в том числе были проданы и мои рисунки».
Автор воспоминаний тут же ставит сам под сомнение эту свою гипотезу: «Не могу утверждать,— пишет он,—но предполагаю, что Булгаков продал их еще при жизни, на что меня наводит письмо, полученное мною от Л. Майкова 4-го января 1894 (?) года, в котором он сообщает мне, что после долгих розысков он, наконец, узнал, где находятся рисунки к «Онегину». Они были куплены у Булгакова Дмитрием Аркадьевичем Столыпиным и подарены Марии Афанасьевне Катковой, урожденной Столыпиной, по первому браку — княгине Щербатовой, ныне жене Михаила Каткова, сына знаменитого Михаила Никифоровича»5.