- Стукнуть по этому "замку" прикладом, чтоб выскочил вместе с пробоем, и делу конец! - воскликнул эскадронный Слива, заерзав на месте.
- Правильно, - рассмеялся комбриг, останавливаясь посреди гостиной. Именно прикладом, да так, чтоб искры из глаз! Ведь беднота Галиции так же, как беднота России, Украины, Белоруссии или, скажем, Бессарабии, не покоряется! Она стремится к новой жизни! И наша задача добыть для нее это новое со всей беспощадностью, не жалея ни сил, ни крови! Победы нашей с большим нетерпением ждут и здешние хлеборобы. Сколько дней уже война топчет их поля в боях за Горынку, и они не уверены теперь, что захватчики будут скоро изгнаны отсюда. А хлеба в этих местах дозрели уже, и крестьяне опасаются, как бы урожай не пропал. - Подумав, заговорил снова, чеканя каждое слово: - Отстоять хлеб - наша боевая задача! Нам нужен хлеб для пролетариата, так говорит Ленин. Его нужно взять на Северном Кавказе, на Украине, в Сибири. Рабочему нужно два фунта хлеба. И наш вождь прав, товарищи! Тысячу раз прав! Подумайте сами:
разве могут рабочие дальше обеспечивать нас оружием, боеприпасами, обмундированием, когда им приходится довольствоваться в день только восьмушкой хлеба?
А хлеб есть в этих местах! Поэтому нельзя мириться с таким положением, когда...
Захваченный проникновенными словами комбрига, со скамьи вскочил эскадронный Скутельников.
- Хватит нам ковыряться здесь вокруг Горынки! - воскликнул он и вырвал наполовину клинок из ножен, потом с силой бросил в ножны обратно. - Надо гнать шляхту взашей отсюда! Не было еще такого, чтоб мы целую неделю топтались на одном месте!..
Порыв Скутельникова был понятен комбригу. Он подошел к эскадронному вплотную и положил на его плечо руку.
- Молодец, Скутельников! - сказал комбриг. - Твой порыв и есть то самое, что так необходимо нам для достижения победы!
Слова комбрига растворились в шуме голосов. Его уверенность в победе передалась всем участникам военного совета. Командиры дружно поднялись со своих мест, загремели скамьями и стульями. Некоторые протянули друг другу руки, желая удачи.
Комбриг преобразился. Глаза его заблестели. Он искренне радовался достигнутому единодушию. Походив еще немного, остановился перед столом и заслонил собой свет, излучаемый стеариновыми свечами. Тень легла на парадную стену гостиной. Она затмила и пышную позолоту рам, и фарисейские лики служителей церкви, словно ввергла их в преисподнюю.
- Пиши, адъютант, - приказал комбриг и стал диктовать донесение начдиву Якиру...
Комбриг сам вручил пакет кавалеристу, которому было поручено доставить донесение.
- А теперь по местам, товарищи, "г- обратился комбриг к командирам и стал надевать саблю и маузер.
Командиры, гремя сапогами и оружием, один за другим покинули штаб. Они быстро разобрали лошадей у штабной коновязи, поскакали в свои части.
Комбриг аккуратно застегнул ремни, проверил заряд в обойме маузера, надел фуражку и вышел на крыльцо. За ним следом пошли комиссар и начальник штаба.
Величавая летняя ночь царила над Катенбургом.
Комбриг с наслаждением вдохнул воздух, пахнущий свежескошенными травами, и запрокинул голову. Он долго глядел то на купол темно-синего неба, усыпанный мириадами мерцающих звезд, то на белесый Млечный Путь, перекинутый, словно мост, через бездну непостижимого мироздания, и думал о чем-то своем. Потом перевел взгляд на луну.
- Не ночь, а находка для романтиков, - вздохнул Котовский. - В молодости в такие ночи я не спал до рассвета. Любил водить с односельчанами хороводы, распевал бессарабские дойны. А особенно увлекался игрой на кларнете. Замечательный инструмент, между прочим. Какие только рулады, бывало, не разучивал я на нем в родных Ганчештах...
- Хорошая ночь, - согласился комиссар.
И втроем, словно очарованные величием и красотой этой ночи, они внимательно поглядели с крыльца на бойцов, спящих повсюду возле штаба, на зачехленное знамя и двух рослых кавалеристов, как бы застывших навытяжку с обнаженными клинками возле бригадной святыни.
Котовский долго еще стоял и глядел на площадь, выжидая время, достаточное для того, чтобы командиры добрались к себе и познакомили с заданием своих подчиненных. Потом еще раз посмотрел на часы и приказал подымать бригаду.
Связные мигом бросились к коновязям, вскочили на коней и один за другим помчались в свои части, и все местечко ожило. Захлопали двери хат, заскрипели ворота.
Во всех дворах забегали бойцы, заволновались кони.
Послышалась сдержанная команда служилых вахмистров, поторапливающих кавалеристов.
Первыми пришли в движение и стали строиться неподалеку от штаба бригады пешие эскадроны. На этот раз пеших бойцов набралось немало.
Строгие и подтянутые, они молча и деловито разбирали с двуколок подвезенные патроны и ручные гранаты.
До отказа набивали патронами свои брезентовые патронташи, закладывали гранаты за пояса, рассовывали по карманам.
Вскоре на всех улицах, ведущих на площадь, послышался нарастающий глухой топот. Это поспешали на торопливом конском шагу эскадроны котовцев. Постукивая стременами и позвякивая сбруей, бойцы безмолвно, эскадрон за эскадроном, выезжали на площадь из лунной мглы. Они на ходу перестраивались лицом к штабу бригады во взводные колонны и затихали,х словно на площади никого и не было.
К крыльцу штаба подъехал Криворучко. Ему предстояло на этот раз действовать со своим полком из засады.
- Бригада построена, товарищ комбриг, - доложил командир полка.
- Вытягивай колонну, - приказал комбриг. - Достигнешь первого оврага задержишься. Как действовать дальше - получишь указание на месте.
- Выполняю, товарищ комбриг, - вполголоса ответил Криворучко и пустил коня рысью в голову колонны своего полка.
Когда пеший дивизион и второй кавполк покинули местечко, комбриг тронул вторую колонну.
Вскоре оба полка скрытно, без шума заняли исходные позиции. Перед котовцами лежала долина, обширная и гладкая, как поверхность стола. Вдали, где долина суживалась, на отлогом холме виднелись смутные очертания садов и отдельных строений Горынки. Там, на гребне холма, тянулись вражеские укрепления. Поодаль, на виду у Горынки, в небольшом перелеске, затерянном, как островок среди бескрайнего моря пшеницы, таились в засаде эскадроны второго полка.
- Начинай, парень, - сказал комбриг, отдавая последние указания командиру пешего дивизиона. - Главное - не горячись и смотри за братвой. Кто попятится, действуй по всей строгости.
- Заверяю, товарищ комбриг, среди бойцов пешего дивизиона не найдется трусов, - с подъемом ответил командир.
- Вот и отлично, - одобрительно махнул рукой комбриг. - Ступай и действуй.
Командир шагнул в высокую пшеницу в сторону пехотной цепи и скрылся.
Лунная ночь, еще не тронутая зарей, казалась бесконечной.
- Давайте отдохнем минуту-другую, - предложил комбриг комиссару и начальнику штаба, опускаясь на землю.
Комиссар прилег рядом с комбригом. Начальник штаба продолжал стоять. Он пристально всматривался в лунную мглу и чутко прислушивался, как осторожно продвигалась вперед стрелковая цепь пеших эскадронов, как шелестела пшеница под ногами бойцов.
Комбриг и комиссар лежали молча. Они тоже напряженно и долго прислушивались, ожидая, когда пехота наконец завяжет бой.
- Не торопится пехота, - вздохнул комбриг и приподнялся на локоть.
- Сейчас начнет, - тихо ответил комиссар и с тревогой поглядел на восток, где уже небо стало сереть, предвещая приближение рассвета.
Котовский хотел что-то сказать начальнику штаба, как вдруг тишину взорвал раскатистый боевой клич пешего дивизиона, и многократное эхо покатилось над долиной.
В ту же минуту оглушительно и свирепо ударили пулеметы противника.
Комбриг и комиссар вскочили на ноги.
- Смотри, сколько их, - протянул руку комиссар в сторону Горынки. Один, два, три, четыре... А вот еще и еще...
Вдоль всей вершины холма в предрассветной темноте лихорадочно плясали радужные вспышки пулеметных очередей.