Тот, кто на всех глупцов похож...
Однако неверно было бы решить на этом основании, что вся странность Чацкого для окружающих только в том и состоит, что он умнее их. Горе Чацкого не только от ума.
Не только от ума и горе принца Гамлета.
Ведь и грибоедовские Фамусов и Молчалин, и шекспировский Полоний тоже далеко не глупы от природы. Скорее они даже умны. Но они служат глупости. Служат такому миропорядку, в котором глупость выгодна, а значит, по их логике, и умна. Служат несправедливости и лжи.
Вот почему, как бы ни была колоссальна разница между ними, Гамлет куда ближе к нашему Иванушке, чем к умному Полонию. А Чацкий ближе к слабоумному мистеру Дику, чем к совсем не глупому Фамусову.
Не зря люди, назвавшие Иванушку дураком, так похожи и на тех, кто назвал Гамлета безумцем, и на тех, кто объявил Чацкого сумасшедшим.
Совпадения тут прямо-таки удивительные.
Вот как ведут себя в сказке Ершова «Конек-горбунок» прислужники царя, по общему мнению, весьма разумные и сообразительные люди:
А вот как учит уму-разуму «несмышленого» Чацкого «умнейший» Павел Афанасьевич Фамусов, ставя ему в пример своего удачливого родича, покойника дядю:
Вот что такое для Фамусова ум. Как, впрочем, и для другого царедворца, человека совсем иной эпохи, жившего совсем в другой стране, — для Полония, героя трагедии Шекспира о принце Гамлете.
Им обоим ум нужен, в конечном счете, только для того, чтобы умно прикидываться дураками. Как говорится, «валять ваньку».
Гамлет обращается к Полонию:
— Видите вы вон то облако в форме верблюда?
Полоний тотчас соглашается:
— Ей-богу, вижу, и действительно, ни дать ни взять — верблюд.
Гамлет делает крутой поворот:
— По-моему, оно смахивает на хорька.
Полоний и тут согласен:
— Правильно: спина хорьковая.
Гамлет уже откровенно издевается над своим собеседником:
— Или как у кита.
Но Полония не так-то легко смутить.
— Совершенно как у кита! — радостно подтверждает он.
И Гамлет не может сдержать горестного восклицания:
— Они сговорились меня с ума свести!
Какую бы чепуху нарочно ни плел Гамлет, Полоний тотчас же угодливо поддакивает. Ведь Гамлет — принц! А по убеждению Полония, во всем соглашаться с тем, кто стоит выше его, это и есть ум. Для Гамлета же это — безумие! Потому-то он и восклицает: «Они сговорились меня с ума свести!»
Тут нам могут возразить:
— Но ведь Полоний соглашается с Гамлетом не потому, что он льстивый, лицемерный царедворец. Он поддакивает Гамлету, потому что не хочет спорить с сумасшедшим. Ну, а в том, что Гамлета все считают сошедшим с ума, разве повинен кто-нибудь, кроме самого Гамлета? Это ведь он сам, по собственной воле, решил прикинуться безумным.
Да, Гамлет притворяется. Но сама мысль притвориться безумным пришла Гамлету в голову именно потому, что в глазах Полония и таких, как Полоний, он и раньше был как бы блаженным, непохожим на других, так называемых «нормальных» людей.
Очень точно сказал об этом великий русский режиссер К. С. Станиславский:
— Для близорукого взгляда маленьких людишек Гамлет, естественно, представляется ненормальным. Он кажется им не похожим на всех, а следовательно — безумным.
Гамлету нетрудно было притвориться безумцем: для этого ему надо было только вслух сказать то, что он на самом дело Думает.
То же и с Чацким.
Стоило Софье со зла пустить слух о его безумии, как все тотчас же этот слух подхватили.
Почему же все сразу поверили, что Чацкий сумасшедший?
Очень просто: