Мне 34. Тот самый возраст, когда еще немного и ты — слегка старушка, потому что пережила главный рубеж. Рубеж, когда с тобой все понятно — обществу очевидно, какой выбор ты сделала когда-то.
Жаль, что ничего не изменить после подписания договора.
***
— Вы понимаете, что вы обязательно должны будете отнять это количество жизней?
— Да.
***
Когда я вернулся, отец все еще был на кухне. Вот только литровая бутылка коньяка наполовину опустела. И как только он ее осилил? Никогда же не пил.
Он заметил меня, кивнул на стул рядом:
— Садись.
Я послушно сел рядом. Вина, за то, что ему пришлось использовать свои последние выстрелы так, на сына-дурака, на конченного идеалиста, все еще грызла. Он посмотрел на меня, вздохнул. Снова наполнил стопку.
— Твою мать убили такие же ублюдки. Именно тогда я решил отложить свою месть тем, кто портил мне жизнь долгие годы. А теперь ценой мести за твою мать, я продляю твою жизнь. Первоначальный план пошел к чертям. Да он того и не стоил.
Отец снова шумно вздохнул, выпил и продолжил:
— Уверен, что сделал правильный выбор? Мы больше не можем себя защитить, нам нечем.
— Уже не уверен.
— Что ж, остается только надеяться на чудо.
***
Мой лимит все еще был при мне: все мои пятнадцать выстрелов. На что я рассчитывала, когда называла эту цифру, уже и не помню. Сейчас я предпочла бы обнулить, но увы, теперь только смертями.
Одно хорошо, еще очень много времени впереди. Быть может, воспользуюсь в старости.
***
Водителя убили на светофоре. Мое лучшее платье для театра безнадежно испорчено. Интересно, что Виктор сделал, что его решили застрелить. Это явно был не «безлимитник» — очень уж руки дрожали.
Алекс пересел за руль, попросту перекинув тело на соседнее сидение. Сзади возмущенно сигналили машины. Я сидела за водителем в крови и немного в шоке. Вроде, и обыденность, но все равно как-то неприятно, что даже из театра спокойно не вернуться.
Хорошо, что не на ходу.
Надеюсь, доедем живыми.
***
Вот и наступили Никины шестнадцать. Жаль, что отец не дожил, она выросла настоящей красавицей. Я стоял у окна и смотрел на город. Вечером мы встретимся, если все сложится. Главное, дожить.
Праздник омрачал предстоящий девушке выбор. Но, как ни странно, сестренка не выглядела озадаченной или чем-то обеспокоенной, когда убегала в школу. Не знаю, на что она подписалась, когда рано утром приходили Контролирующие. Теперь и она за чертой. Ника больше не в безопасности, детскую неприкосновенность сняли.
Марина внимательно на меня смотрела.
— В чем дело? — спросил я.
— Ты слишком задумчив. Не хочешь идти в больницу?
— Нет, все в порядке. Просто переживаю за Нику.
Супруга подошла ближе и обняла меня со спины.
— Я тоже переживаю.
— Я даже не знаю, что она выбрала. И это пугает больше всего.
— Все будет хорошо. Сходим завтра в театр все вместе? Думаю, Нике понравится новый спектакль.
— Конечно, — я развернулся к жене, — ей обязательно понравится. А нам нужно узнать результаты анализов, и как скоро мы сможем стать родителями.
***
Морозный воздух пробирает до костей. Осенью в горах холодно, но несмотря на это я сижу на привычном месте с термосом. Как и год назад. Как и два, и три, и пять лет назад.
Мне 35. Тот самый возраст, когда ты — слегка старушка, потому вот он, главный рубеж. Рубеж, когда с тобой все понятно — обществу очевидно, какой выбор ты сделала когда-то.
Ирония в том, что как только подписан договор, ничего не изменить. Я перестала чувствовать пальцы на второй кружке чая. Наверное. А может, это уже и третья. Что ж, еще минута. Я вылила уже остывший напиток и налила свежую порцию, обхватила кружку двумя руками. Глядя вперед, казалось, что мне принадлежит весь мир. Как и когда-то очень давно.
Десять секунд.
Пальцы немного согрелись. Хорошо, если этого окажется достаточно.
Три.
Два.
Один.
Охота началась.
***
Тридцать три жизни. И еще две не по лицензии. Те, что я отняла еще ребенком. Тридцать пять. Всего лишь тридцать пять. А можно было бы отнять пятьдесят и продолжать жить спокойно, или бы этой полусотни хватило до смерти от старости.
Тридцать пять убитых.
И одна новая жизнь.
***
Я очнулась в больнице. Все тело ныло. Рядом время от времени что-то пищало, стояла капельница. У кровати сидела Ника. Стоило только посмотреть на нее, как девушка открыла глаза и разрыдалась.
— Я так рада, что ты очнулась!
Бедная, бедная, Ника! Вся ее семья уже отошла на тот свет.
— Я так боялась, что мы останемся вдвоем!
— Вдвоем? Нас же сейчас двое.
— Нет, теперь нас трое. Ты станешь тетей. Я не хотела вот так говорить, но мне страшно одной, а ты всегда очень хотела детей.