Библиотекой дом Пашкова стал в 1862 году, когда казна купила его для университета. Тогда же из Петербурга сюда перевезли книги графа Н. П. Румянцева и его коллекции. Называлось сие заведение «Московский публичный музеум и Румянцевский музеум». И воцарилась в этих сводах книга.
Мы с товарищем пришли сюда, когда учились в седьмом классе, исключительно для того, чтобы прочитать «Трех мушкетеров». В книжных магазинах, коих но Москве расплодилось великое множество, продавали одно и то же. Ни Дюма, ни Пушкина, ни Чехова, ни тем более Салтыкова-Щедрина — только отдельно изданные их вещи, вроде «Каштанки» или «Капитанской дочки» — произведения, нерасчетливо предусмотренные школьной программой. Ну а уж попав в это святилище, я ходил сюда, пока в 1975 году не прикрыли общий читальный зал ввиду его полной ветхости.
В следующий раз я оказался в этом доме нескоро. Кровлю вскрыли, перекрытия сняли, и холодный мартовский дождь пронизывал все здание сверху донизу. Больно было на это смотреть. Великолепный зал с некогда роскошной лепниной времен Баженова скорее походил на чрево дома, разрушенного во время войны. Изумительные бронзовые ручки дверей, да и вся остальная фурнитура, были уворованы, бесценные вазы работы известного немецкого мастера Винтера Гальтера — подарок, императора библиотеке — тоже украдены еще в 1989 году. Страшное зрелище дом представлял…
И вот снова я здесь. Леса с фасада сняли, и дом, свежепокрашенный и где надо подчищенный, словно встряхнулся, помолодел. На восстановленном бельведере вижу вокруг новую, отлично постеленную кровлю из чистой меди, а поднимаю голову — и в самом деле, как и века назад, отсюда почти вся Москва открывается. Кремль с одной стороны, храм Христа Спасителя — с другой. Необычайная красота…
Построил памятник любви
Когда граф Николай Петрович Шереметев впервые увидел Парашу Ковалеву, он так и обмер — до того она была хороша. А ведь он давно достиг зрелого возраста, получил приличествующее его положению образование, попутешествовал вдоволь по Европе и всякое успел повидать. И дам европейских тоже успел понасмотреться — было с чем сравнивать. Юная Прасковья Ивановна превосходно пела, обладая приятнейшим голосом, танцевала и, попав в крепостной театр графа, под руководством опытных педагогов быстро выбилась на первые роли.
Дочь кузнеца, крепостная девушка обрела сценическую фамилию, став Жемчуговой, и в программах и на афишах писалась по имени-отчеству. Как, впрочем, и все остальные актеры графа: только по имени-отчеству. А то, что получили фамилии по названиям драгоценных камней, наверное, можно и причудой считать. Так Николаю Петровичу нравилось. Но вспыхнувшая в нем любовь к Параше причудой, конечно же, не была. Даром что его крепостная. Пожелай — что хочешь мог бы с ней сотворить…
Графу Николаю Петровичу пятьдесят. Склонив голову перед своей крепостной, он смиренно просит руки ее. Случай по тому времени необыкновенный, отважный. Прасковье Ивановне — 33, по общему признанию это она принесла небывалую славу театру графа, но теперь она в полной растерянности…
Венчались тайно, в кругу лишь самых близких друзей. Главное, чтобы не прознал император…
Памятник своей необыкновенной любви — Странноприимный дом на Черкасских огородах, что как раз против Сретенских ворот на нынешнем Садовом кольце, дом, который должен был стать прибежищем больных, бездомных — всех, кто в нем нуждается, — такой памятник граф и начал строить. Наверное, это очень близкие, родственные чувства — истинная любовь к женщине и любовь вообще к человеку. Во всяком случае, про Николая Петровича это вполне можно сказать.
Сначала Странноприимный дом, а скорее дворец, строил архитектор Е. С. Назаров, коему помогали крепостные зодчие П. И. Аргунов, А. Ф. Миронов и Г. Е. Дикушин. Сооружение задумано было грандиозное и грациозное: главный фасад, распахнутый дугообразными крыльями, которые соединялись встроенной сзади домовой церковью с куполом, венчавшим и все сооружение в целом. Граф с молодой супругой уехал в Петербург и строительство дома препоручил заботам давнишнего друга семьи, известного историка и знатока российской древности А. Ф. Малиновского.
Странноприимный дом воздвигался споро, заботливо. Шереметев денег не жалел и велел покупать только самые лучшие материалы и нанимать лучших мастеров. Графиня Прасковья Ивановна отчего-то просила мужа строить быстрее. Он о ней написал: «Щедрая рука ея простиралась всегда к бедности и нищете…» Значит, и правда, любовь к одному человеку неизменно сопутствует любви и ко многим другим? Пусть это и другая любовь.