Замечу, кстати, что в головах таких людей, как наш солдат, потрясающие события этой катастрофы громоздятся друг на друга, словно груда брёвен. Не успев опомниться после сна, солдаты становятся, едва не падая, в строй и узнают, что должны немедленно переправиться через реку и начать атаку. Им сообщают: генерал и майор обнаружили что-то у моста, и теперь для спасения жизни остаётся одно: незамедлительно напасть на врага. Майор срочно отправился в тыл вызвать резервы, стоящие у дороги. Однако сомнительно, чтобы подкрепления подошли вовремя, даже несмотря на спешку. Ночью полк должен форсировать реку и к утру овладеть высотами. Этой тревожной и волнующей картиной романтического ночного марша дневник внезапно заканчивается…
Лесная тропа делалась всё уже, круче и извилистей, пока не стала походить на винтовую лестницу. Отец Браун шёл впереди, и теперь его голос доносился сверху.
— Там упоминается ещё об одной небольшой, но очень важной подробности. Когда генерал призывал их к атаке, он наполовину вытащил шпагу из ножен, но потом, устыдившись своего мелодраматического порыва, вдвинул её обратно. Как видите, опять эта шпага!
Слабый полусвет прорывался сквозь сплетение сучьев над головами путников и отбрасывал к их ногам призрачную сеть: они снова приближались к тусклому свету открытого неба. Истина окутывала Фламбо, как воздух, но он не мог выразить её. Он ответил в замешательстве:
— Что же тут особенного? Офицеры обычно носят шпаги, не так ли?
— В современной войне о них не часто упоминают, — бесстрастно произнёс рассказчик, — но в этом деле повсюду натыкаешься на проклятую шпагу.
— Ну и что же из этого? — пробурчал Фламбо. — Дешевая сенсация: шпага старого воина ломается в его последней битве. Готов побиться об заклад, что газеты прямо-таки набросились на этот случай. На всех этих гробницах и тому подобных штуках шпагу генерала всегда изображают с отломанным концом. Надеюсь, вы потащили меня в эту полярную экспедицию не только из-за того, что два романтически настроенных человека видели сломанную шпагу Сент-Клэра?
— Нет! — голос отца Брауна прозвучал резко, как револьверный выстрел. — Но кто видел шпагу целой?
— Что вы хотите сказать? — воскликнул его спутник и остановился как вкопанный.
Они не заметили, как вышли из серых ворот леса на открытое место.
— Я спрашиваю, кто видел его шпагу целой? — настойчиво повторил отец Браун. — Только не тот, кто писал дневник: генерал вовремя убрал её в ножны.
Освещённый лунным сиянием, Фламбо огляделся вокруг невидящим взглядом: так человек, поражённый слепотой, смотрит на солнце, — а его товарищ, в голосе которого впервые зазвучали страстные нотки, продолжал:
— Даже обыскав все эти могилы, Фламбо, я ничего не могу доказать. Но я уверен в своей правоте. Разрешите мне добавить к своему рассказу одну небольшую подробность, которая переворачивает всё вверх дном. По странной случайности одним из первых пуля поразила полковника. Он был ранен задолго до того, как войска вошли в непосредственное соприкосновение. Но он видел уже сломанную шпагу Сент-Клэра. Почему она была сломана? Как она была сломана? Мой друг, она сломалась ещё до сражения!
— О! — заметил его товарищ с напускной весёлостью. — А где же отломанный кусок?
— Могу вам ответить, — быстро сказал священник, — в северо-восточном углу кладбища при протестантском соборе в Белфасте.
— В самом деле? — переспросил его собеседник. — Вы уже искали его там?
— Это невозможно, — с искренним сожалением ответил Браун. — Над ним находится большой мраморный памятник — памятник майору Меррею, который пал смертью храбрых в знаменитой битве при Чёрной реке.
Казалось, по телу Фламбо пробежал гальванический ток.
— Вы хотите сказать, — сиплым голосом воскликнул он, — что генерал Сент-Клэр ненавидел Меррея и убил его на поле сражения, потому что…
— Вы все ещё полны чистых, благородных предположений, — сказал священник. — Всё было гораздо хуже.
— В таком случае, — сказал большой человек, — запас моего дурного воображения истощился.
Священник, видимо, раздумывал, с чего начать, и наконец сказал:
— Где умный человек прячет лист? В лесу.
Фламбо молчал.
— Если нет леса, он его сажает. И, если ему надо спрятать мёртвый лист, он сажает мёртвый лес.
Ответа опять не последовало, и священник добавил ещё мягче и тише: