- Вы работаете с Татьяной Степановной в одной школе? - учтиво спросил он, не глядя на собеседника.
- Да, но очень недавно, - ответил Мезенцев, поправил галстук и встал.
Вошла Татьяна и, подойдя к окну, сдвинула шторы. Она выглядела очень усталой, и Саша решил не засиживаться. Но когда Мезенцев стал прощаться, он, чтобы не выходить с ним вместе, сделал вид, что еще не собирается уходить.
* * *
Проводив гостя, Татьяна скинула туфли и с ногами забралась на диван.
- Никак не могу согреться - в кухне у нас очень холодно, - сказала она, зябко поеживаясь, и подняла глаза на Сашу. - Что с тобой сегодня? Какой-то ты хмурый. Чем-нибудь огорчен?
Было приятно чувствовать в Татьяне близкого человека, которому ведомы его тайные мысли, и вместе тем тягостно быть беззащитным против ее проницательности.
Саша невесело улыбнулся.
- Да нет, - сказал он, - пустяки всякие. Нормальная порция неприятностей по службе.
«Неприятности по службе» - это был условленный у них термин для обозначения мелких, случавшихся на работе невзгод, о которых не стоило говорить.
- А мне показалось - что-нибудь серьезное, - сказала Татьяна. - Поди сюда, сядь поближе.
Саша сел на валик дивана и погладил Татьяну по голове. Она слегка отстранилась и поправила волосы.
- Нет, сядь вот здесь. - Она подвинулась и освободила место рядом с собой. - Я хочу тебя видеть.
Он послушно пересел туда, куда она указала.
- Слушай, ты по-настоящему хорошо ко мне относишься? - спросила Татьяна, и в ее голосе послышалось что-то, заставившее Сашу насторожиться.
Он пожал плечами.
- А ты сомневаешься?
- Как тебе сказать... Я понимаю, что хорошо, но...
- Что - но?
- Но я не знаю, достаточно ли хорошо, чтобы порадоваться тому, что я тебе собираюсь сказать.
- А ты этому рада?.. Тому, что ты собираешься мне сказать?
Татьяна зажмурилась и кивнула.
- Ну, тогда в чем же дело? Значит, и я обрадуюсь. Ты ведь знаешь, что я...
Саша не кончил фразы и вгляделся в лицо Татьяны. Она все еще не открывала глаз, и лицо у нее было точно освещенное изнутри.
- Что ты мне хотела сказать? Таня! Почему ты молчишь? - сказал он, взяв ее за руку.
- Все пытаюсь угадать, как ты к этому отнесешься. Она наконец открыла глаза и смотрела теперь на него внимательно и пытливо, видимо стараясь не пропустить ни одного его движения.
- Знаешь, Саша, я, кажется, могла бы влюбиться, - сказала она наконец, и по голосу ее было слышно, как трудно ей далось это признание.
Саша достал папиросу, тщательно размял ее и закурил.
- Не понимаю, что это значит - могла бы влюбиться? А могла бы и не влюбиться?
- Я сама удивляюсь. Но вот так у меня получилось.
- В этого? - Саша показал на дверь, в которую незадолго перед тем вышел Мезенцев.
Татьяна кивнула.
- А он? - Саша почувствовал, как у него дрогнул голос.
- Потому я, наверное, и могла бы, что он... Очень уж давно меня никто не любил.
- Вот как?
- Да, Сашенька. Меня все время не покидает чувство, будто наши отношения стали тебя тяготить.
- Какие ты глупости говоришь!
- Нет, не глупости. И ты это превосходно знаешь. Но ты добрый, и ты хорошо ко мне относишься и поэтому делаешь вид, что по-прежнему меня любишь.
- А он догадывается... - у Саши пересохло в горле, и он глотнул, прежде чем продолжать, - он догадывается, что ты... что ты к нему... так относишься?
- По-моему, нет. Он очень застенчивый, и я решила... ну, в общем, я решила, если я почувствую, что он мне вправду нравится, сказать сама, первая. Только прежде я хотела поговорить с тобой. Когда ты пришел, я подумала, что надо поговорить сегодня, а потом мне показалось, что ты чем-то расстроен... Ну а потом ты сказал, что ничего серьезного не случилось... И вот...
- Ты же говоришь, что я тебя больше не люблю. От чего же было меня беречь?
- Саша, не надо так со мной говорить, - голос Татьяны звучал обезоруживающе кротко.
- Ладно, не буду. А какие у тебя намерения? Он что, не женат?
- Нет. Он ведь совсем молодой. Только на год старше меня.
- И ты могла бы выйти за него замуж, если бы он тебе это предложил?
- Не знаю... может быть... Знаешь, я устала от наших с тобой сложностей, и мне надоело быть главой семьи, которая состоит из одного человека. И я хочу пожить как все, чтобы обо мне кто-то заботился, хочу возвращаться домой с работы и знать, что меня кто-то ждет... Ты когда-нибудь видел на улице старичков и старушек, которые идут рядом и думают об одном и том же? Так вот я хочу когда-нибудь стать такой старушкой и идти рядом со своим старичком.
- А я не гожусь на то, чтобы стать твоим старичком?
- Ты меня никогда не пытался в этом уверить.
Ему нечего было возразить на это, и он молча стал разглядывать лицо Татьяны, повернутое к нему в профиль.
Удивительно милое у нее было лицо. Саша вспомнил, что два с лишним года назад, когда он впервые увидел Татьяну, он подумал, что нет на свете женщины, которая могла бы ему понравиться больше.
- А он хороший человек? - спросил он, с усилием оторвавшись от своих мыслей.
- Очень хороший, - убежденно сказала Татьяна.
- Лучше меня?
Саша почувствовал, что этот вопрос прозвучал у него совсем не шутливо, как ему бы хотелось, и согнал с лица принужденную улыбку. Но Татьяна не смотрела на него и ничего не заметила.
- Нет, не лучше, - сказала она. - Но он меня очень любит, и я проще себя с ним чувствую.
- А со мной ты как себя чувствуешь? Сложнее? Татьяна будто не слышала.
- Он не смотрит на себя все время со стороны... и поэтому я, ну... - она замялась.
- ...Лучше себя с ним чувствуешь. Ты уж говорила.
- Как-то проще... И он меня очень любит.
- Ты так часто это повторяешь, что можно подумать, будто ты не очень в этом уверена.
- Не надо, Саша, не смейся.
- Ладно. Больше не буду. Знаешь, я действительно за тебя очень рад. Во-первых, очень уж хорошо быть влюбленной, а потом, если он действительно хороший человек... Только я одного не могу понять - почему непременно нужно говорить первой?
- Ты о чем? Ах, об этом... А почему не сказать?
- Потому, что не всякий мужчина сумеет понять это правильно.
- Что ты имеешь в виду?
- А вдруг он подумает, что ты вешаешься ему на шею?
- Не подумает.
- Не знаете вы мужчин, - сказал Саша и встал с дивана. Он прошелся по комнате и остановился у полки с книгами. - Просто удивительно, как вы нас плохо знаете.
И неожиданно для самого себя он вдруг произнес целую речь о том, как следует вести себя женщине, чтобы не уронить своего достоинства в глазах мужчины и чтобы надолго привязать его к себе. Здесь были и литературные примеры, и эпизоды из собственной Сашиной биографии, и происшествия, рассказанные ему друзьями. И вся эта речь, как ему в тот момент казалось, была проникнута искренним стремлением помочь Татьяне, уберечь ее от беды, сделать так, чтобы, оставшись одна, без Саши, она не наделала глупостей и счастливо устроила свою жизнь.
Татьяна слушала его молча. По временам он ловил на себе ее недоумевающий и печальный взгляд, и это точно подстегивало его, и он говорил все с большим увлечением и все более красноречиво, а в груди у него росло ощущение боли и пустоты, и, чтобы не дать этому чувству выйти наружу, он неожиданно оборвал свою речь и, пробормотав что-то о позднем времени и о том, что на днях позвонит, пошел к двери.
Татьяна все так же молча, не пытаясь его удержать, проводила Сашу в переднюю, поправила на нем шарф, который ни за что не хотел укладываться как следует, и, уже когда он вышел на лестничную площадку, тихо спросила:
- Ты не придешь завтра обедать?
У них было заведено по воскресеньям обедать вместе, иногда в ресторане, но чаще у Татьяны, которая любила в этот свой свободный от школы день повозиться с хозяйством.
- По-моему, мне лучше некоторое время не приходить, - сказал Саша и погладил Татьяну по плечу.
Уже спускаясь по лестнице, он услышал, как медленно закрылась за ним дверь.
* * *
Наутро щемящее чувство в груди не только не улеглось, но даже стало как-то острее. Саша попробовал поработать, но все валилось из рук, читать было нечего, видеть никого не хотелось. Он постоял у окна, провожая глазами снежинки, медленно падавшие на обледенелый асфальт двора, и вдруг решил выйти на улицу.