- Я спал, - жалобно сказал Саша.
- Спали? Н-да... Непонятный народ! Ну тогда про это не говорите. Врать не надо.
- Значит, вы считаете, что нужно идти? - сказал Саша, поднимаясь и застегивая пальто.
- Считаю, что нужно, и со всеми вытекающими отсюда последствиями, - сказал Куницын, тоже вставая. - А про опалубку завтра поговорим. Отличная вам пришла в голову идея. Хорошо бы эту самую резиновую прокладку поскорее соорудить. А? Как вы считаете?
Но Саша уже не слышал. Мысли его теперь были заняты тем, как проще всего добраться до дома Татьяны. И, решив доехать до центра на метро, он больше всего был озабочен мыслью о том, как бы поскорее распрощаться с Куницыным, чтобы попасть на первый же поезд.
К счастью, Куницын понял и это. Он вдруг заторопился и, не позволив Саше проводить себя, сам усадил его в вагон. Была еще подробность в их расставании: подталкивая Сашу к двери вагона, Куницын как-то совсем по-отечески погладил его по плечу. Но об этом Саша вспомнил уже много позднее.
Подойдя к знакомому серому дому, он остановился и перевел дух. Ему не хотелось, чтобы видно было, что он торопился. Отдышавшись и нарочито медленно поднявшись по лестнице, он позвонил три раза и стал прислушиваться к тому, что происходит за дверью.
- Татьяны Степановны нет, - послышался оттуда голос одной из Таниных соседок, и ему сейчас же открыли.
В полутьме он не разобрал, кто перед ним, поблагодарил и, что-то пробормотав о том, что он сам посмотрит, дома ли Татьяна, пошел к ее двери. Тихонько постучавшись раз и другой и не дождавшись ответа, он вошел в комнату. Зимний день подходил к концу, и здесь было сумрачно. На диване, укутанная белым пуховым платком, спала Татьяна.
Саша вышел в переднюю, снял пальто и, вернувшись, тихо прикрыл за собой дверь. Татьяна, ровно дыша, лежала все в той же позе. На цыпочках он подошел к окну и стал глядеть на улицу, пытаясь заново передумать то, о чем они говорили с Куницыным. Но это решительно не удавалось ему. В голову лезли обрывки каких-то давних воспоминаний, какой-то вздор, не имевший никакого отношения к сегодняшним его размышлениям; неожиданно ему вспомнилась улица, на которой он рос, потом почему-то лицо пианиста, которого они с Татьяной слушали на прошлой неделе; он вдруг представил себя на месте этого пианиста, выходящим на залитую светом эстраду, и даже похолодел от волнения, так явственно предстала перед ним эта картина. Прогнав ее, он отвернулся от окна и, взглянув на Татьяну, увидел, что она уже не спит и глядит на него, прищурившись и точно не узнавая.
- Ты давно пришел? - спросила она, поправляя платье.
- С полчаса, - ответил он, отходя от окна и садясь. - Ты обедала?
- Нет. Я поздно сегодня завтракала.
- А потом что делала?
- Убирала комнату, плакала, принимала посетителей, опять плакала, потом вот поспала немного.
- Каких посетителей?
- Может быть, тебе бы лучше следовало спросить, почему я плакала?
- Это я и так знаю.
- Вот как? А ты тоже еще не обедал?
- Нет... Так почему же ты плакала?
- Сама не знаю. Я очень тебя жалела, и потом... ну, трудно же мне все решать самой.
- Очень меня жалела? - искренне удивился Саша.
- Конечно. Если бы ты видел, какое у тебя было лицо, когда ты вчера уходил...
- У меня вчера на работе было все очень сложно.
- Почему же ты сказал, что ничего не произошло?
- Очень издалека нужно было рассказывать.
- Вот бы и рассказал... Вместо того чтобы учить меня уловлять сердца.
- Таня!
- А по-твоему, как это называется?
Саша вспомнил вчерашние свои поучения и поежился.
- Я тебе говорил когда-нибудь про мою опалубку? - спросил он.
- Нет, не говорил. Не переводи, пожалуйста, разговор.
- Я не перевожу. Ты же сама просила рассказать, что у меня вчера произошло на работе.
- При чем здесь опалубка?
- При том, что это вроде как бы мое изобретение, и я с ним вчера провалился.
- Какой ты все-таки скрытный, Саша. Я тебе всегда обо всем рассказываю, а ты...
Татьяна встала с дивана и, подойдя к зеркалу, провела щеткой по волосам.
- Трудно тебе живется на свете, - сказала она, глядя на Сашу в зеркало. - Все время один и один...
Саша молча глядел на Татьяну, чувствуя, как все слова, которые он готовился сказать ей, тускнеют и становятся лишними.
- Слушай, пойдем куда-нибудь пообедаем, - предложил он неожиданно для себя самого.
- Никуда я не пойду. Разве ты не видишь, какие у меня глаза?
Только теперь Саша обратил внимание на то, что глаза у Татьяны вспухли и покраснели.
- Знаешь, а тебе это идет, - заметил он, улыбаясь.
- Какой вздор! Кому могут идти заплаканные глаза?
- Тебе вот идут.
- Пожалуйста, не утешай меня. Я в этом совсем не нуждаюсь. Я сегодня сильная, самостоятельная и злая. Лучше расскажи про опалубку. Это имеет какое-нибудь отношение к палубе?
- Нет, не имеет. Для жены строителя ты плохо разбираешься в этих вещах.
- Я не жена, а возлюбленная строителя. И преподавательница русского языка в средней школе.
Татьяна взбила волосы на висках и, приблизив лицо вплотную к зеркалу, стала мизинцем разглаживать воображаемые, как всегда утверждал Саша, морщинки в углах глаз.
- Мы долго будем говорить в таком тоне?
- Нет, не долго. Расскажи про опалубку.
- Ну ладно... Что ж тебе рассказать... Значит, опалубка - это деревянная форма, в которой отливают бетонные части сооружений. Сейчас речь идет об опалубке для междуэтажных перекрытий. Понимаешь?
- Понимаю. Пол, потолок... Между этой комнатой и той, которая наверху, - она указала вверх пальцем.
- Правильно. Так вот, до сих пор такие перекрытия делались по мере того, как строители подвигались вверх с этажа на этаж. И когда бетон твердел, опалубку ломали. А я предлагаю в многоэтажных зданиях начинать отливку перекрытий сверху, и по мере того, как бетон будет твердеть, на блоках опускать опалубку, не ломая ее, и снова заливать бетоном. Вот и все. Как видишь, открытие не мирового масштаба.
- Ну, а дальше?
- Что дальше?
- Что с этим твоим предложением?
- Да ничего... Осенить, как говорится, меня осенило, а разработать свой метод я как следует не сумел. Вот и провалился.
- То есть как? Совсем провалился?
- Может быть, не совсем, но есть о чем поразмыслить... Слушай, Таня... - Саша замолчал и принялся рисовать пальцем на валике дивана воображаемые узоры. - Кто у тебя сегодня был? Мезенцев?
- Да.
- Ну и что же? Ты действительно думаешь, что он лучше, чем я?
- Действительно думаю. Но я ему сказала, что я не выйду за него замуж.
- Он тебе это предложил?
- Надо полагать, если я говорю, что мне пришлось ему отказать.
- А ты... а почему ты так решила? - произнеся эти слова, Саша вдруг почувствовал, как впервые за сегодняшний день исчезло чувство тяжести, мешавшее ему двигаться, дышать, говорить.
- Почему я решила так поступить? - медленно переспросила Татьяна и улыбнулась. - Неужели я должна тебе объяснять?
- Таня! - сказал Саша, вставая с дивана.
...О том, что случилось после этого, он всегда вспоминал со смешанным чувством умиления и неловкости. Ему вдруг стало трудно дышать и, шагнув вперед, он крепко прижал Татьяну к себе и стал гладить ее плечи, невнятно бормоча какие-то неуклюжие ласковые слова и отворачиваясь, чтобы она не увидела того, что с ним происходит. Но когда она наконец оторвалась от него и взглянула ему в лицо, глаза у него все еще были мокры от слез, и с этим уже ничего нельзя было сделать.
1965
Содержание
ТРУДНАЯ ПРОФЕССИЯ (Вместо предисловия)
ОХ, УЖ ЭТИ СПОСОБНЫЕ МОЛОДЫЕ ЛЮДИ!
ДАВНИЕ ВРЕМЕНА (Эдуард Багрицкий)
ИСААК ЭММАНУИЛОВИЧ БАБЕЛЬ
М. М. ЗОЩЕНКО
ИЛЬЯ ИЛЬФ
ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВ
ДВЕ ВСТРЕЧИ (Из воспоминаний об А. С. Макаренко)
ПОИСКИ НЕ УВЕНЧАЛИСЬ УСПЕХОМ (Хэмингуэй)
АДМИРАЛ ИСАКОВ (и об А.Маринеско)
ЮРИЙ ГЕРМАН
ВЕЛЬМОЖА
ПРОРАБОТКА (Щербаков)
ЗИМНИЙ ДЕНЬ (Маленькая повесть)