— Ну что ж, облизок, слушай, — снисходительно сказал корноухий, и Ходж решил пропустить «облизка» мимо ушей — ради дела.
Спустя десять минут Ходж знал достаточно для того, чтобы разработать план действий и приступить к его осуществлению. Ему было известно, где искать Бешеную Сьюки (на чердаке дома мистера и миссис Грин, у которых и служила горничная до того скорбного момента, как отведала несвежих устриц), и как она выглядит (привидение средней прозрачности, невысокое, коренастое, одето в платье горничной и изрядно засаленный передник, карманы которого набиты устричными раковинами).
Забраться на чердак дома четы Гринов Ходжу труда не составило — одна из веток развесистого платана, росшего во дворе, удобно упиралась прямо в чердачное окошко. Чердак был битком набит всякой рухлядью, которая громоздилась вдоль стен, валялась под ногами и даже свисала с потолка. Непросто было среди этого кавардака разглядеть Бешеную Сьюки, но Ходж все же сумел. Бывшая горничная спала в треснувшем деревянном корыте, укрывшись старым форменным сюртуком мистера Грина. Ходж на мягких лапах подобрался к изголовью и тихонько потрогал лапой нос Бешеной Сьюки. Та, не раскрывая глаз, поморщилась, чихнула и резко села в корыте. Несколько секунд Ходж и привидение молча взирали друг на друга, затем Бешеная Сьюки, окончательно проснувшись, сказала:
— Экий ты пузырь! Когда это, интересно, Грины успели таким котярой обзавестись?
— Мисс, не будучи постояльцем этого дома, я пришел сюда специально для того, чтобы встретиться с вами! — молвил кот Ходж и галантно распушил усы.
— Святые угодники! — всплеснула руками Сьюки. — Говорящий кот!
— Однако странно, мисс, — обиделся Ходж, — понравится ли вам, если я в свою очередь удивлюсь говорящему привидению?
— Да ладно, не куксись, — Сьюки улыбнулась и погладила Ходжа по голове, и стало ясно, что когда она не изображает из себя ангела мщения, то может быть довольно милой. — Ну, выкладывай, зачем пришел.
Ходж изложил причину своего визита подробно и обстоятельно: рассказал, как с младых когтей привык вкушать на обед устрицы, как хозяин — большой, между прочим, человек, ученый и мастер изящной словесности — не считал зазорным собственной персоной приобретать этих устриц на рыбном рынке, и как все рухнуло в один момент, когда в миске Ходжа вместо привычных устриц оказалась треска.
— И что мы имеем теперь? — возвысив голос, вопрошал Ходж. — Я вынужден голодать, а хозяин, не в силах выдержать страданий своего любимца — то есть меня, — забросил все свои научные изыскания и медленно чахнет в кресле у камина. Лексикография в опасности!!!
Последняя фраза была хоть и эффектной, но лишней — Сьюки не знала, что такое «лексикография», а потому ей было совершенно до лампочки, в опасности она или нет. Однако пламенная речь кота Ходжа ее умилила и тронула, и она сказала:
— Ладно, пузырь, я верну устрицы на рынки Лондона, но только при одном условии. Ты будешь время от времени навещать меня! Как тебя зовут?
— Ходж, мисс! — радостно отрапортовал кот. — И я почту за честь наносить вам визиты!
На следующее утро торговцы всех рыбных рынков города обнаружили одинаковое послание, выложенное на пустующих прилавках устричными раковинами:
«Я больше не злюсь. Сьюки»
Возблагодарив небеса, устричные торговцы возвращались к покинутым прилавкам; пирамиды переложенных льдом свежайших устриц вырастали тут и там скорее, чем грибы после дождя. А в полдень того же дня доктор Джонсон обнаружил на крыльце своего дома корзинку с двумя дюжинами устриц и запиской:
«Я снова в деле! Мозли»
А купленную доктором Джонсоном треску Ходж отнес в качестве подарка корноухому коту с рыбного рынка.
Леди Маунтбридж овдовела, когда ей исполнилось сорок три года. С тех пор она пребывает в неизменно приподнятом настроении и наслаждается одиночеством в аббатстве Финчли — огромном викторианском особняке, доставшемся по наследству от усопшего супруга.
Однако сразу же следует отметить, что одиноким существование леди Маунтбридж кажется лишь посторонним — главным образом, обитателям окрестных селений. Любой житель Йоркширской равнины с удовольствием поведает вам, что после того, как лорд Маунтбридж сковырнулся с лошади во время лисьей охоты и сломал шею, хозяйка Финчли заперла себя в мрачном имении и съехала с катушек или, как принято говорить в этих местах — обрюквилась, а за тридцать пять лет вдовства положение лишь усугубилось. На самом же деле леди Маунтбридж и не думала обрюквиваться — напротив, никогда ранее она так не развлекалась, как в последние тридцать пять лет.