«Волга» подъезжает к школе. Видит Георгий Никитич встречающих его пионеров и учителей, а всё ещё вспоминается, как тогда было.
«Дома застал картину: несколько немецких солдат с гоготом и чавканьем поедали яичницу, задрав на стол ноги». Прошло полвека, но как сейчас видит их сапожищи с короткими голенищами и толстые подошвы, утыканной шляпками металлических гвоздей. «В таких же сапогах, подбитых такими же гвоздями, явились к нам гитлеровцы в сорок первом…»
В 1918 году оккупированная Речица жила в тревогах и страхе. Пошли слухи, что немцы будут увозить куда-то подростков. Взял Георгий с братишкой для виду мешки с каким-то барахлом – несём, мол, менять на хлеб. Так и ушли тогда из города.
В Речицу Георгий вернулся в 1919 году. Мать в письмах звала домой. В Речице было сытнее, а немцы уже убрались восвояси.
Выходит Георгий Никитич из машины. Встречают его цветами. Показывают новую школу. Красиво и светло, как во дворце. Проводят в актовый зал. Сколько счастливых, радостных детских лиц. Они не должны знать страха гражданской войны и не дай Бог испытать фашистское нашествие, но как всё это было надо им рассказать.
Когда-то в письме один из самых первых речицких комсомольцев Пётр Патэюк спросил: «Помнишь Речицу, где мы вступали в общую борьбу за новую жизнь на земле?» Да разве можно это забыть!
Рассказывает Георгий Никитич школьникам:
– Комсомольская работа в нашем маленьком городке была кипучей. Ребята с увлечением брались за всё. Ликбез и трудовая помощь семьям красноармейцев, драмкружок и заслоны против спекулянтов, субботники, разные дежурства. А в редкие свободные вечера – бесконечные споры за кружкой жидкого чая с сахарином: о том, скоро ли грянет мировая революция, и о том, как будем жить при коммунизме. Если же в уезде появлялась очередная контрреволюционная банда или осложнялась обстановка у недалёкого от нас польского кордона, комсомольцы получали оружие и ждали приказа к бою.
Веснушчатая девочка тянет руку, спрашивает:
– Что вы считаете самым главным в своей жизни?
– Вступление в партию. В феврале 1920 года меня приняли в Коммунистическую партию. Рекомендации дали два чудесных старших товарища – секретарь укома (уездного комитета) партии Тит Назаренко, ставший большевиком в окопах на германском фронте, и уездный военком Семён Клименко.
Весной к Речице опять приблизился фронт – наступали польские войска. Все коммунисты и комсомольцы были мобилизованы. Мы с товарищем по укому Ваней Мурашко заперли комитет, уходя последними.
Опять тянет руку веснушчатая девчонка, спрашивает:
– Сколько лет вам тогда было?
– Мне не исполнилось ещё восемнадцати – совсем мальчишка для солдат - бородачей, воевавших с четырнадцатого года. Однако мои беседы они слушали охотно. Многие не могли сами прочесть ни газету, ни листовку: не знали грамоты. Контакт с бойцами налаживался. Ротный командир Головченко, видный собою, удалой, тоже был из речицких коммунистов.
Памятен бой, который пришлось вести 9-го мая 1920 года под самой Речицей, у Волчьей горы. Как и в восемнадцатом году, когда наступали немцы, кому-то надо было прикрыть отход других частей и вывоз ценного имущества за Днепр. Теперь эту задачу возложили на нас. Наступление белополяков было задержано на несколько часов, что позволило частям 57 стрелковой дивизии переправиться на левый берег Днепра и занять оборону, а из города эвакуировать часть людей, документы, ценное имущество.
Здесь к остаткам 511-го полка присоединился городской отряд ЧОН (Чрезвычайный Особого Назначения) и я увиделся со многими друзьями. В окопы пришли все оставшиеся в Речице комсомольцы, не исключая и девушек. Тогда многие коммунисты и комсомольцы пали смертью храбрых. Поэтому в 1965 году Фабрично-заводской переулок переименован в улицу Коммунистической роты.
Встаёт мальчишка в первом ряду. Видно, не терпится ему что-то сказать:
– Мы с друзьями на велике на Волчью гору ездили. Землянику собирали.
Заулыбались учителя, засмеялся зал.
– За день отбили несколько атак, – продолжает рассказ Григорий Никитич Холостяков. – У меня на глазах был убит наш лихой командир Головченко. Сложили головы и многие другие. На Волчьей горе стоит теперь памятник павшим здесь воинам Красной Армии и речицким комсомольцам. Весной двадцать первого года, когда я вернулся в Речицу, армия переходила на положение мирного времени, и меня демобилизовали «как не достигшего призывного возраста».
Какими родными показались комнатки укома на втором этаже деревянного дома на Успенской улице (сейчас улица Советская), над маленьким кинематографом «Модерн»! По вечерам тут, как и прежде, жарко спорили о мировых проблемах за кружками чая. Только ребята были уже другие.