Русские врываются в Нарву. А внизу гремит голос Горна:
— Шведы, шведы, позор вам, шведы!
ШПАГА ГЕНЕРАЛА ГОРНА
Был у Бабата дружок из солдат. Странную имел фамилию — Перец. Молчит,
молчит Перец, а потом возьмет да такое скажет! Все норовил про царя Петра
дурное сказать.
А тут еще Бабат его вконец разозлил. Как вернулся Бабат от царя, так и
стал хвастать, что Петр ему и ружье выдать приказал, и награду пообещал.
— Чему радуешься? — перебил Перец Бабата. — Нашел отца-благодетеля! Он
тебе ружье рад всунуть. Дура, царь — он и есть царь. Думаешь, ты ему нужен?
Силушка твоя нужна. Чай, немало на его совести нашего люду. Вон она, царская
милость, — говорил Перец и задирал рубаху. Там поперек волосатой спины ровными
рядами шли красные рубцы. — А за что? — спрашивал Перец. — За то, что правду
сказать не побоялся.
И уж какой раз за этот поход начинал рассказывать Перец о том, как
взбунтовались в его родном селе мужики, а царь прислал солдат и приказал всем
батогов всыпать. А кто виноват, что мужикам на деревне жрать нечего? Вестимо, он,
царь.
— Так ведь то не царь, а бояре виноваты, — пытается возражать Бабат.
— Ишь ты, «бояре»! — передразнивает Перец. — А царь — он кто, мужик?
Царь — он и есть первейший боярин. От него все в государстве зависит.
— Так-то оно так... — соглашается Бабат.
А сам свое думает: «Как же так, чтобы царь — и был нехороший!»
Так бы и думал Бабат, да только произошла такая история.
Спрыгнув с крепостной стены, Бабат побежал к Нарвскому замку. Здесь, на
валу, отделявшем старый город от нового, он повстречал генерала Горна. Подбежал
Барабыка к генеральской лошади, схватил за уздцы, закричал Горну:
— Сдавайся!
Признал генерал раскосые глаза Барабыки, схватился за шпагу. Хорошо,
отскочил Бабат в сторону. Потом выбрал удобный момент, прыгнул и ухватился за
рукоятку генеральской шпаги. Ухватился, держит и снова кричит:
— Сдавайся!
Так и держатся они вдвоем за одну шпагу. В это время подскакал к ним
русский полковник Чамберс.
— Брось! — закричал полковник на Барабыку. — Не пристало рядовому чину
у генерала шпагу брать! Отдай сюда!
А Барабыка словно окаменел, пальцы разжать не может. Разозлился тогда
Чамберс, ударил Бабата по лицу. Пошатнулся Бабат, упал. Так и досталась
генеральская шпага полковнику Чамберсу.
А тут как раз проезжал Петр с генералами.
— Что за шум? — спросил.
Чамберс и доложил ему: мол, рядовой чин, а у генерала шпагу отнять
пытался, да и офицерского приказа не выполнил.
— Раз так, — сказал Петр, — всыпать ему батогов за такое дело.
Уехали генералы. Остался Барабыка один. А в это время, откуда ни возьмись,
Перец.
— Ну что, — говорит Перец, — видал, каково нашему брату? Вот она, царская
милость.
А Бабату и сказать нечего. Стоит, моргает раскосыми глазами. Хоть и злой
мужик Перец, а все же и в его словах правда есть.
ЗА СЛАВУ РОССИЙСКУЮ
Бой кончился. Петр и Меншиков верхом на конях выехали из крепости. Следом,
чуть поодаль, группой ехали русские генералы. Ссутулив плечи, Петр грузно
сидел в седле и устало смотрел на рыжую холку своей лошади. Меншиков, привстав
на стременах, то и дело поворачивал голову из стороны в сторону и
приветственно махал шляпой встречным солдатам и офицерам.
Ехали молча.
— Государь, — вдруг проговорил Меншиков, — Петр Алексеевич, гляди, — и
показал рукой на берег Наровы.
Петр посмотрел. На берегу реки, задрав кверху ствол, стояла пушка. Около
пушки, обступив ее со всех сторон, толпились солдаты. Взобравшись на лафет с
ковшом в руке, стоял сержант. Он опускал ковш в ствол пушки, что-то зачерпывал
им и раздавал солдатам.
— Государь, — проговорил Меншиков, — смотри, никак, пьют. Ну и придумали!
Смотри, государь: в ствол пушки вино налили! Ай да бомбардиры! Орлы! Герои!
Петр улыбнулся. Остановил коня. Стали слышны солдатские голоса.
— За что пить будем? — спрашивает сержант и выжидающе смотрит на солдат.
— За царя Петра! — несется в ответ.
— За Нарву!
— За славный город Санкт-Питербурх!
Петр и Меншиков поехали дальше, а вслед им неслось:
— За артиллерию!
— За товарищев, животы свои положивших!
— Данилыч, — проговорил Петр, — поехали к морю.
Через час Петр стоял у самой воды. Волны лизали подошвы больших
Петровых ботфортов. Царь скрестил руки и смотрел вдаль. Меншиков стоял чуть поодаль.
— Данилыч, — позвал Петр Меншикова, — а помнишь наш разговор тогда, в
Новгороде?
— Помню.
— А Нарву?
— Помню.
— То-то. Выходит, не зря сюда мы хаживали, проливали кровь и пот русский.
— Не зря, государь.
— И колокола, выходит, не зря снимали. И заводы строили. И школы...
— Верно. Верно, — поддакивает Меншиков.
— Данилыч, так и нам теперь не грех выпить? Не грех, Данилыч?!
— Правильно, государь.
— Так за что пить будем?
— За государя Петра Алексеича!.. — выпалил Меншиков.
— Дурак! — оборвал Петр. — За море пить надобно, за славу российскую.
ПАКЕТ
За непослушание императору Суворов был отстранен от армии.
Жил фельдмаршал в селе Кончанском. В бабки играл с мальчишками,
помогал звонарю бить в церковные колокола. В святые праздники пел
на клиросе.
А между тем русская армия тронулась в новый поход. И не было
на Руси второго Суворова. Тут-то и вспомнили про Кончанское.
Прибыл к Суворову на тройке молодой офицер, привез фельдмаршалу пакет
за пятью печатями от самого государя императора Павла Первого.
Глянул Суворов на пакет, прочитал:
«Графу Александру Суворову в собственные руки».
Покрутил фельдмаршал пакет в руках, вернул офицеру.
— Не мне, — говорит. — Не мне.
— Как—не вам?—поразился посыльный.—Вам. Велено вам в собственные руки.
— Не мне. Не мне, — повторил Суворов. — Не задерживай. Мне с ребятами
в лес по грибы-ягоды надо идти.
И пошел.
Смотрит офицер на пакет — все как полагается: и «графу» и «Александру
Суворову».
I^^l
— Александр Васильевич! — закричал. — Ваше сиятельство!
— Ну что? — остановился Суворов.
— Пакет...
— Сказано — не мне, — произнес Суворов. — Не мне. Видать, другому Суворову.
Так и уехал ни с чем посыльный.
Прошло несколько дней, и снова в Кончанское прибыл на тройке молодой
офицер. Снова привез из Петербурга от государя императора пакет за пятью
печатями.
Глянул Суворов на пакет, прочитал:
«Фельдмаршалу российскому Александру Суворову».
— Вот теперь мне, — произнес Суворов и распечатал пакет.
«БИТЬ, А НЕ СЧИТАТЬ»
Впервые Суворов попал на войну совсем молодым офицером. Россия в то время
воевала с Пруссией. И русские и прусские войска растянулись широким фронтом.
Армии готовились к грозным боям, а пока мелкими набегами «изучали» друг
друга.
Суворову выделили сотню казаков и поручили наблюдать за противником.
В сорока верстах от корпуса, в котором служил Суворов, находился прусский
городок Ландсберг.
Городок небольшой, но важный. Стоял он на перепутье проезжих дорог.
Охранял его хорошо вооруженный отряд прусских гусар.
Ходил Суворов несколько раз со своей сотней в разведку, исколесил всю округу,
но, как назло, даже издали ни одного пруссака не увидел.
А что же это за война, если даже не видишь противника!
И вот молодой офицер решил учинить настоящее дело, попытать счастье и взять