ничего нельзя!
Вступили суворовские войска в маленький турецкий городок. Ехал Суворов
по кривым, узким улочкам, видит — выскакивает из ворот соседнего дома солдат,
гусь под мышкой.
— Эй, молодец, — окликнул Суворов, — сюда!
Подбежал Пень.
— Откуда гусак?!
Замялся Пень. Однако солдат был неглуп. Нашелся:
— Так хозяйка дала, ваше сиятельство. На, говорит, служивый.
— Так и дала? — усмехнулся Суворов.
— Дала, дала и еще приходить велела.
Только сказал, а в это время из турецкого дома выбегает старая турчанка.
Видать, поняла бабьим чутьем, что воинский начальник солдата ругает, осмелела,
подбежала к нему и давай вырывать гуся.
Отдал солдат гусака. Убежала турчанка.
— Значит, сама дала и еще приходить велела! — обозлился Суворов.
— Так то не она, другая дала, — стал выкручиваться Пень. — Молодая.
— Ах, молодая! — воскликнул Суворов.
Только воскликнул, а из дома выбегает молодая турчанка и тоже к солдату.
Подскочила, затараторила на своем языке, руками машет и причитает.
Суворов турецкий язык знал, понял, что турчанка говорит о шелковой шали.
Протянул он руку к солдатской пазухе — вытащил шаль.
Потупил Пень глаза, понял, что быть расплате. Крикнул Суворов солдат,
приказал взять мародера под стражу.
Вечером перед воинским строем виновного разложили на лавке и стали всыпать
шомполами.
Врезают солдаты воришке, а Суворов стоит рядом, приговаривает:
— Жителя не обижай — он тебя кормит, не обижай — он тебя поит. Так ему.
Так ему. Еще, еще! — командует Суворов. — Пусть хоть палочки дурь выбьют.
Палочки тоже на пользу, коль солдат нечист на руку. Солдат — защитник жителя.
Солдат не разбойник!
СУП И КАША
Суворовская армия совершала стремительный переход. Остановились войска
ночевать в лесу на косогоре, у самой речки.
Разложили солдаты походные костры, стали варить суп и кашу.
Сварили, принялись есть. А генералы толпятся около своих палаток, ждут
Лушку. Лушка — генеральский повар. Отстал Лушка где-то в пути, вот и томятся
генералы, сидят не кормлены.
— Что же делать? — говорит Суворов. — Пошли к солдатским кострам, господа
генералы.
— Да нет уж, — отвечают генералы, — мы подождем. Вот-вот Лушка
приедет.
Знал Суворов, что генералам солдатская пища не по нутру. Спорить не
стал.
— Ну, как хотите.
А сам к ближайшим кострам на огонек.
Потеснились солдаты, отвели Суворову лучшее место, дали миску и ложку.
Уселся Суворов, принялся есть. К солдатской пище фельдмаршал приучен. Ни
супом, ни кашей не брезгует. Ест, наедается всласть.
— Ай да суп, славный суп! — нахваливает Суворов.
Улыбаются солдаты. Знают, что фельдмаршала на супе не проведешь: значит,
и вправду суп хороший сварили.
Поел Суворов суп, взялся за кашу.
— Хороша каша, добрая каша!
Наелся Суворов, поблагодарил солдат, вернулся к своим генералам. Улегся
фельдмаршал спать, уснул богатырским сном. А генералам не спится. Ворочаются
с боку на бок. От голода мучаются. Ждут Лушку.
К утру Лушка не прибыл.
Поднял Суворов войска, двинулась армия в дальнейший поход. Едут генералы
понурые, в животах бурчит — есть хочется. Промучились бедные до нового привала.
А когда войска остановились, так сразу же за Суворовым к солдатским кострам:
не помирать же от голода.
Расселись, ждут не дождутся, когда же солдатская пища сварится.
Усмехнулся Суворов. Сам принялся раздавать генералам суп и кашу. Каждому
дает, каждому выговаривает:
— Ешь, ешь, получай. Да впредь не брезгуй солдатским. Не брезгуй
солдатским. Солдат — человек. Солдат мне себя дороже.
РОДИТЕЛЬСКАЯ ШИНЕЛЬ
В наследство от отца Суворову досталась шинель. Была она старая,
потертая, местами латаная. Но Суворов гордился родительской шинелью. Брал ее
с собою во все походы и, как наступали холода, никакой другой одежды не
признавал.
И вот суворовская шинель попала в руки противника. Дело было летом.
Хранилась шинель в армейском обозе. Как-то на обоз налетел турецкий разъезд, перебил
охрану и увез ее вместе с другими вещами.
Фельдмаршал опечалился страшно. Места себе не находил. Осунулся. Лишился
доброго аппетита.
— Да мы вам, ваше сиятельство, — успокаивали его армейские интенданты, —
новую шинель сошьем. Лучшую.
— Нет, нет, — отвечал Суворов. — Не видать мне подобной шинели. Нет ей
цены. Нет ей замены.
О пропаже суворовской шинели узнали и солдаты Фанагорийского полка.
Договорились они во что бы то ни стало вернуть от турок фельдмаршальскую
шинель.
Во главе с поручиком Троицким и капралом Иваном Книгой солдаты пошли
в разведку. Но неудачно: шинели не нашли. Зато взяли в плен турка. Стали
допытывать, но тот про шинель ничего не знал.
На следующий день снова ходили в разведку, снова взяли турка, но и этот
турок нового ничего не сказал.
Две недели солдаты упорно ходили в разведку. Изловили за это время шесть
турецких солдат, и лишь седьмой оказался из тех, что принимали участие в
наскоке на русский обоз.
Пленник долго не мог вспомнить, была ли шинель и что с ней стало. Наконец
вспомнил, что досталась она при дележе захваченного имущества старому турку
по имени Осман.
— А где он? Жив тот Осман? — заволновались солдаты.
Осман оказался жив. Только вот задача — пойди излови Османа.
Тогда поручик Троицкий решил отпустить пленного турка и наказал: если тот
принесет в русский лагерь суворовскую шинель, то и остальные шесть будут
отпущены.
На следующий день турок вернулся, принес шинель.
Узнал Суворов, как попала к русским шинель, страшно разгневался.
— Людьми рисковать! Из-за шинелишки солдатские головы под турецкие
пули! — кричал он на поручика Троицкого.
Смутился поручик.
— Так они, ваше сиятельство, сами.
— «Сами»! — пробурчал Суворов, однако уже не так строго.
Потом взял шинель в руки, глянул на потертые полы, на залатанный борт и
вдруг заплакал.
— Чего это наш фельдмаршал? — спрашивали не знавшие, в чем дело, солдаты.
— Шинель, — отвечал Иван Книга.
— Ну так что?
— Родительская, — с нежностью пояснял капрал.
МОСТЫ
Войска Суворова сражались в Италии. Французская армия отходила без боя.
Выбирали французские генералы удобное для себя место — такое, чтобы наверняка
разгромить Суворова. Отступили они к реке Адде. Перешли на ту сторону. Сожгли
за собою мосты. «Вот тут, — решили, — при переправе, мы и уничтожим Суворова».
А для того чтобы Суворов их план не понял, сделали французские генералы
вид, что отходят дальше. Весь день отступали в сторону от реки, а затем
вернулись назад и спрятали своих солдат в кустах и оврагах.
Вышел Суворов к реке. Остановился. Приказал наводить мосты.
Засучили солдаты рукава. Топоры в руки. Закипела работа. Моста два, один
недалеко от другого. Соревнуются солдаты между собой. На каждом мосту норовят
управиться первыми.
Наблюдают французские дозорные за рекой. Через каждый час доносят своим
генералам, как у русских идет работа.
Довольны французские генералы. Все идет точно по плану. Потирают от
радости руки. Ну, попался Суворов!
Хитрыми были французы. Однако Суворов оказался хитрее.
Когда мосты были почти готовы, снял он вдруг среди ночи свою армию и
двинул вниз по берегу Адды.
— А мосты, ваше сиятельство? — забеспокоились саперные офицеры.
— Молчок, — приложил палец ко рту Суворов. — Мосты строить. Шибче
стучать топорами.
Стучат топоры над рекой, а фельдмаршал тем временем отвел свою армию вниз