Потом на пути взгромоздился Черный мыс. Он далеко уходит в воду. Пришлось забираться на сопку, обходить его. Там и залихорадило. Темень, хоть глаз выколи. Морось. Вдруг ослепило лучами палящего солнца. Раскаленный песок обжигал мои ноги. Я брел, изнывая от зноя. Я хотел пить. Меня мучила жажда. Я видел оазис и море воды. На миг прояснилось. Упал со скалы. Сорвался на камни. Плескал рядом прибой. Все померкло. Наверно, шел прилив, я лежал у воды, и Дик оттащил меня далеко на песок, в безопасное место.
Два месяца врачи боролись за мою жизнь. Я лежал, ничего не соображая, в бинтах и гипсе. А когда пришел в сознание, сердобольная сестра рассказала, что меня нашли вертолетчики, но собака не подпускала. Так они убили ее палкой.
Всю осень и зиму я провалялся на больничной койке. Медленно срастались переломанные шпангоуты. Мысли витали всякие, но из головы не выходил Дик. Я не мог примириться с тем, что мой друг убит. Люди — звери. Неужели не могли найти другого способа, чтобы отогнать собаку?
К весне я уже понемногу ходил, поглядывал в окно, перебирал в памяти всю жизнь, короткую жизнь, строил планы на будущее. Терзали предчувствия. Хорошие или плохие, я разобраться не мог. В душе не было спокойствия. Я ждал своего буксира, и он пришел. Андрей, мой помощник, принес радостную весть: он видел Дика на причале и возле дома Ленки. Сомнений не было: Дик искал меня. После отъезда Андрея в свете радужных надежд я быстро шел на поправку. Представлял себе встречу со своим четвероногим другом и черноглазой Ленкой. Но капля дегтя портит бочку меда. Я узнал, что к Ленке ходит Андрей и они собираются пожениться. Это известие меня мало тронуло. К тому времени я уже клин вышибал клином. Но когда Грачиха сказала, что Дика застрелили, у меня поднялась температура. Врачи порядком повозились, восстанавливая мою психику.
Больше с Курилами меня ничто не связывало. После выздоровления уехал на Камчатку. Былое быльем порастает. Но мир тесен. Перед этим рейсом я встретил островитянина, бывшего матроса. Он-то и сказал, что меня обманули. Не умышленно, но обманули. Собаку действительно стреляли, пес утащился в горы, была кровь, и думали, что ему хана. Словом, Дик жив, и я увижу его. Понимаешь, увижу. Собака не забывает того, кто ее вырастил. Пес узнает меня, и я его заберу.
Рассказ капитана ошеломил старшего помощника. Выходит, Кряжев работал на Курилах, и именно здесь, и знает условия плавания.
«А я-то ему толковал о циклонах».
Уязвленное самолюбие глодало старпома. Он готов был отрезать себе язык. Так опростоволоситься перед мальчишкой… И все-таки кто дал право гнать сейнер из-за какого-то пса? Но ссориться с капитаном старпом воздержался. Кряжев мог у начальника взять «добро».
— Кэп, а для чего тебе пес? Живет он, ну и пускай живет.
— Я у него в долгу, а долг платежом красен.
— Долг перед собакой — это смешно. Пес обязан спасать хозяина. Для этого его кормят. А ест он больше лошади.
— Старпом, у тебя никогда не было настоящего друга?…
Вопрос был чисто риторическим. Капитан отвернулся от своего помощника, настроил бинокль и внимательно осмотрел берег. Он был уверен, что должны пробежать собаки. Берег — место встреч всех обитателей острова. Даже куропатки прилетают поклевать камешки.
«Наверно, мало осталось на острове волков, — думал Кряжев, — медведю прожить легче. Летом он ест ягоду, осенью ловит рыбу, набирает жирку и всю долгую зиму спит под снежным настом в теплой берлоге. Волки обречены. Мышкой сыт не будешь, а куропатку еще нужно поймать. Море иной раз и тухлой рыбешки не выкинет. Попробуй прожить. Ушло время, когда на прибойной полосе гнили горы китового мяса — обилие пищи для всех зверей и птиц. Теперь на китов запрет. Китобаза закрыта. Старые „шашлыки“ замыло песком. Восточный берег опустел. На западном остался один поселок Шелихово. Волчья стая стихийно возникла и вымрет с голоду, или охотники истребят ее. Где же Дик?»
Кряжев всегда восхищался вскинутыми конусами вулканов и диким обрывистым берегом. Вот и сейчас три неизменных цвета бросались в глаза: белые вершины, желто-красные склоны и зеленые островки кедрача. Дикое место, а человек держится цепко, как мох, как ягель. Прикипает к одному месту.