Выбрать главу

Держа в руках маленький циркуль, он измерял расстояние по карте, мучительно думал над разными вариантами встречи с «противником», потом вставал, делал несколько широких размашистых шагов по каюте, опять подходил к столу с картой, и, как семя прорастает из земли и медленно поднимаются всходы, в его голове постепенно созревало решение.

...Солнечные лучи брызнули в иллюминаторы, и обыденность, серость, мрак отступили. Веселее стало на душе. Быстров взглянул на часы: пора было собираться на доклад. Он свернул карту, собрал бумажки и подошел к зеркалу. Увидел свое лицо землистого цвета, измятый воротничок под кителем, и ему стало неловко представляться в таком виде начальству. Он снял китель, пришил белую полоску и вышел из каюты.

Было совсем рано, до подъема оставался еще целый час. На палубе у орудий и на мостиках у зениток бодрствовали комендоры. Упорные тренировки не прошли даром. Люди стояли в готовности, посматривали в ясное небо и, услышав команду, каждый миг могли открыть огонь.

Быстров, хмурый, озадаченный, не глядя ни на кого, прошел в каюту флагмана. Душенов слушал его, склонив голову и что-то рисуя на чистом листе бумаги. После доклада он сделал свой короткий вывод: «Оригинально задумано! Ну что ж, добро, действуйте!»

Вечерело, когда эскадренный миноносец снимался с якоря.

Темнота скрадывала стоявших рядом с Быстровым комбрига и командующего флотом, но в сознании все время жила мысль, что начальство здесь и неловко ему, прошедшему испанскую школу, допустить пусть даже самые незначительные промашки.

Корабль шел в узкости малым ходом, впереди мигали створные огни. Где-то внизу угадывалась черная вода, бившая о борта. Вечно озабоченное и беспощадное море было верно своим законам. Его темнота, его беспредельность, его полное безразличие к людям всегда вызывало у Быстрова странное и недоверчивое чувство. Но сейчас он не думал об этом. Не давала покоя мысль о предстоящем бое. Он задумал провести этот бой в полной согласованности с морской авиацией. Такого еще не бывало на Северном флоте. Многие при слове «взаимодействие» удивленно пожимали плечами, и ему, Быстрову, предстояло раскрыть суть этого, пока еще неясного, понятия.

Самолеты-разведчики сделали свое дело: они обнаружили противника на линии Норд-Кап — остров Медвежий, и теперь следили за движением его кораблей; часто шифровальщик появлялся на мостике, протягивая Быстрову радиограмму. Она передавалась командующему, который шагал вразвалку, стараясь приспособиться к качке. Не желая нарушать светомаскировку, на минуту заходил в штурманскую рубку, прочитывал радиограмму и молча возвращал обратно, а потом долго смотрел в бинокль вперед по ходу корабля, в густую темноту, и назад — в кильватер, где тоже лежала кромешная тьма и в черноте сверкали ходовые огни еще двух кораблей.

А над миноносцем раскинулся огромный звездный шатер, и штурман, объявившийся на мостике с секстаном в руках, обрадованно воскликнул:

— Погодка что надо! По особому заказу штурманской части.

— Ни к черту не годится ваша погода, — огрызнулся Быстров. — Лучше бы облачность, дождь, а то еще луна покажется — и мы будем как жуки на тарелке.

Штурман понял, что его слова невпопад, хмыкнул и поспешил на другое крыло мостика.

Быстров стоял, поеживаясь от ветра и напряженно думая: верны ли его расчеты, все ли предусмотрено на случай внезапной встречи с «противником». Он знал по Испании, как часто, казалось бы, все подготовлено, продумана каждая мелочь, и вдруг какая-то неожиданность — и все твои расчеты летят вверх тормашками.

Он подошел к ограждению мостика и взглянул вниз. Оттуда, из темноты, доносился приглушенный говор. У орудий в готовности стояли расчеты, на матах лежали трубки снарядов. По возбужденным голосам комендоров можно было понять, что и они думают только о предстоящем бое. Все данные воздушной разведки наносились на карту, непрерывно велась прокладка курса обоих «воюющих сторон».

Быстров вошел в штурманскую рубку и посмотрел на карту: до острова Медвежий не так уж много осталось, еще ближе встреча с кораблями «противника».

— Если они не изменят курс и ход, через час сорок встретимся, — все с тем же оптимизмом в голосе сообщил штурман и обозначил крестиком место предполагаемого рандеву.

«Час сорок — это не мало, — с опасением подумал Быстров. — Облака могут рассеяться, выглянет луна — тогда пиши пропало! Надо это время сократить. Сократить во что бы то ни стало! Правда, котлы старые. Механик вечно жалуется, что, мол, на честном слове держатся. И все же надо!»