— Не плохо бы похарчиться.
«Закусывать в такой обстановке?» — подумал Говорков и решил, что командующий рисуется. Хочет показать, будто шторм ему нипочем...
Он вызвал вестового и приказал принести еду прямо сюда, на мостик. Им подали второе, и Говорков исподтишка наблюдал, как плотно и крепко держался командующий на ногах и спокойно уничтожал макароны по-флотски. Нет, кажется, Душенов не рисовался. Его действительно качка не берет.
И вдруг — толчок, удар, скрежет... Тарелки вылетели из рук Душенова и Говоркова и белыми дисками завертелись под ногами. Корабль ложился на левый борт. Беда!
Они метнулись с Душеновым и одновременно оказались на палубе.
«Неужели напоролись на камни?!» — с ужасом подумал Говорков. На трапе образовалась давка, на палубе — суета. Душенов гаркнул так, что у Говоркова, стоящего рядом, заложило уши:
— По местам стоять! Слушать команду!
Миноносец, будто выполняя приказ, начал выравниваться, набирать ход и вот уже как ни в чем не бывало шел прежним курсом.
Душенов и Говорков облазили весь корабль, но так и не смогли определить причину толчка.
Таинственное происшествие. Говорков терялся в догадках. В прошлые годы в штормовую погоду плавать не приходилось, и теперь он с досадой думал о том, какой черт принес Душенова в эту дьявольскую ночь именно на его корабль?! Теперь можно ожидать чего угодно...
Кто-то пошутил:
— Может, ведьмы озоруют? Командующий мрачно усмехнулся. Подошли к якорной стоянке. Было приказание:
— Снять штормовое крепление!
Матросы из боцманской команды бросились к лебедке, оглянулись, посмотрели сначала на Душенова, потом на Говоркова и замерли в растерянности. Вид у них был преглупый.
Перед Душеновым и Говорковым предстал усатый боцман.
— Разрешите доложить. Штормовое крепление вместе с якорем сорвало за борт.
Говоркова так и подмывало пустить крепкое словцо, и если бы не командующий... Но Душенов, к удивлению, даже не повысил голоса.
— Эх вы, моряки! Чтобы потерять якорь?.. Сказал и повернулся к трапу.
Потом, на разборе похода, Говорков оправдывался:
— Якорь был втянут в клюз... По всем правилам... Душенов с досадой перебил:
— Брюки вы тоже на ягодицы натягиваете по всем правилам, однако, не подпоясавшись ремнем, на улицу не выходите.
Вернувшись на корабль, Говорков устроил боцманской команде «жаркую баню». И хотя на миноносце несколько дней проверялись все крепления, корабль мыли и драили, как бляшку на поясе, а команда ходила по струнке, Говорков долго не мог успокоиться...
С тех пор прошло много месяцев, а воспоминание о том, как стоял он перед командующим бесштанным мальчишкой, не забывалось. А сам Душенов, казалось, забыл. Ни разу не напомнил. К Говоркову относился ровно, благожелательно и этим еще больше вводил командира эсминца в заблуждение. Теперь выяснилось: не забыл. И стало ясно: этот долго помнит...
Душенов поднял меховой воротник, сунул рукавицы за борт кожанки и потер замерзшие руки. Говорков управлял кораблем и вместе с тем следил за каждым движением Душенова, думая о том, что это счастье служить под началом такого спокойного и требовательно-справедливого командующего и общаться с ним не в кабинете, а в самой гуще жизни — в море, на корабле, где выявляются истинные качества моряка...
— Ну-ка, Юрий, дай бинокль, — сказал Душенов сыну.
Сквозь линзы он увидел неровный скалистый рельеф пустынного и безлюдного берега. Давно ли флотилия ютилась у мурманских причалов, под крылом рыбаков и торгового флота, а вот — оторвались же, вышли в Полярное, навстречу морю. А ему, Душенову, уже тесно. Чувствует, что одного Полярного мало для растущего флота. Нужна открытая глубоководная гавань. Ваенга! Лучше не найдешь. А Полярное останется за подводными лодками.
Он шел в Ваенгу, чтобы увидеть ее не карандашным наброском на карте, а живой землей со своим пульсом и дыханием.
Больше всего Душенов любил такие поездки. Не парады, хотя он их тоже признавал, не учения, хотя без них не обходилось, а вот эти поездки в новые, неосвоенные места, первую встречу с природой, которую предстоит заставить служить Родине. И корабли он любил особенно за то, что они помогали покорять стихию.
Нелегкая доля командующего: почти круглые сутки в неукротимом потоке дел и забот. Они начинались почти с рассвета и не кончались даже во сне. Ночью, вернувшись домой, сидя с Лелей за ужином, расспрашивал о Юрке. Потом вдруг о чем-то вспоминал, отодвигал тарелку в сторону, брался за телефонную трубку и кому-то звонил, что-то узнавал, давал какие-то поручения... Но в нем жил и романтик. Он просыпался в Душенове чаще всего тогда, когда он сталкивался с природой.