Бесконечной вереницей тянулись носилки с богатой добычей. Проплывали поставленные на повозки боевые корабли неприятеля. Вели закованных в цепи пленных вождей, за которыми, опустив глаза и скорбно сжав губы, шли их жены и дочери. Наконец появлялся тот, кто был героем дня, — гордый император, полководец. В затканной золотыми звездами пурпуровой одежде он стоял на колеснице, держа в руке лавровую ветвь, и за ним, сверкая металлом оружия, шли его победоносные войска.
В честь одержанных побед в Риме ставились памятники — триумфальные арки, колонны. Колонна Траяна, последнего императора, расширившего территорию Римской империи, украшает город и по сегодняшний день.
Колонна Траяна.
Рельеф колонны Траяна.
Спустя некоторое время новое сооружение — триумфальная арка — увековечивало подвиги победителя. Над аркой взвивалась колесница, мрамор стен украшался рельефами летящей фигуры богини победы Виктории, сценами битв, походов и изображениями взятых у врагов трофеев.
Такая арка была воздвигнута в 81 году в память триумфа императора Веспасиана Флавия и его сына — молодого полководца Тита Флавия.
Подавив восстание в Иудее, разгромив после упорной осады ее столицу Иерусалим, римские солдаты сожгли и разрушили знаменитый иерусалимский храм.
На мраморных рельефах внутренних стен арки не только люди, но и сами боги воздают почести победителям. Покровительница «Вечного города» богиня Рома в боевом шлеме ведет под уздцы лошадей, впряженных в колесницу полководца, а крылатая Виктория держит над его головой золотой венок.
Через много веков триумфальная арка перешагнет с римских площадей в новые города. Она станет памятником побед других народов. Вновь возродятся и колесница славы, и крылатая Виктория, и трофеи, и бронзовые кони застынут в беге.
Арка Тита.
Встречались на улицах Рима и другие процессии: нобиль — знатный римлянин — отправлялся в свой последний путь...
Сыновья и родственники несли покойника на высоком ложе, украшенном слоновой костью и покрытом драгоценной тканью.
Музыканты играли печальные мелодии. Шли родственники и друзья, одетые в темные одежды. Женщины, с распущенными волосами, в разорванных платьях, испускали вопли отчаяния. Наемные плакальщицы выкрикивали погребальные песни. Актер, одетый и загримированный так, чтобы быть совсем похожим на того, кого несли хоронить, шел позади носилок, стараясь тщательно воспроизводить его походку, осанку и манеры. А за ним, словно вставшие из могил, следовали все предки умершего. Шли ожившие сенаторы в белых одеждах с красной каймой, величаво проходили знаменитые полководцы в панцирях и пурпуровых плащах. Иллюзию поддерживали маски из раскрашенного воска, надетые на живых людей. Только нобилям принадлежало право иметь такие изображения умерших членов своего рода.
А после церемонии сожжения тела маски предков возвращались в дом. Теперь к ним присоединялся и слепок с лица только что похороненного нобиля. Чем древнее был знатный род, тем больше масок стояло в доме.
Чтобы надолго сохранить изображения предков, знатные римляне со временем стали заказывать их уже не из воска, а из камня, и еще позднее — из мрамора. Эти мраморные скульптурные портреты были и похожи и не похожи на маски, от которых они произошли. Так же точно, без прикрас, передавали они сходство черт лица, красивого или безобразного, старого или молодого, толстого или худощавого. Как и в маске, главным было лицо. Волосы только слегка намечались волнообразными линиями, а плечи и одежда не изображались вовсе. Портрет был словно срезан чуть пониже шеи. Но лица уже не были безжизненным отпечатком застывших черт умершего.
Работая над мрамором, скульптор учился передавать более живую, как будто более мягкую поверхность кожи. Он оживлял лицо раскраской, нанося глаза, брови и румянец. Слабые следы расцветки сохранились на некоторых портретах II—I веков до нашей эры. Но, когда римские скульпторы овладели искусством обработки мрамора, когда твердый, вначале непослушный материал подчинился умелому резцу мастера, раскраска стала ненужной. Лицо оживлялось различными приемами обработки мрамора. Гладко отполированный, он напоминал нежную кожу. Неровный, шероховатый, просверленный буравчиками разных размеров, казался шапкой густых, вьющихся волос. Мелкие тонкие насечки превращались в пушистые брови, а маленькое темное углубление в центре глаза стало живым, смотрящим зрачком.