К лету всё затихало. Бабушка с Ларой уезжали отдыхать.
Только один раз они разлучились: военное училище, в столовой которого работала мама, уехало в лагерь под Лугу. Мама взяла Лару с собой, и без бабушки девочка заскучала: и ест плохо, и спит плохо, и гулять ей не хочется.
В одно прекрасное утро Лара исчезла, оставив маме на подушке записку:
«Дорогая мамочка! Не ругай меня, что сбежала. Я уехала за бабушкой. Очень люблю жить, а без бабушки я умру».
Лара особенно нежно любила свою бабушку, любила слушать её рассказы про старину, любила ходить с ней в лес и на луг. Бабушка лечилась сама целебными травами и каждую травку знала по имени.
— Гляди, лапушка, это коровяк. Он — от кашля, череда — от золотухи, сушеница — от заморочения головы. А вот зверобой от девяноста болезней спасает, всем травам он царь!
Летом 1941 года бабушка с внучкой поехали к родным в деревню Печенево. Тогда это была Калининская, а теперь Псковская область, Пустошкинский район. Здесь, в Печеневе, их и застала война.
В самом начале войны в Ленинград ещё успело дойти письмо:
«Мамочка, дорогая! Очень тебя люблю и скучаю, но дорогу разбомбило, проехать нельзя. Я бы могла пешком, но бабушка не дойдёт. А я не оставлю бабушку».
Больше писем от Лары не было. В это же лето Пустошкинский район заняли гитлеровские войска.
И потянулись один за другим годы неволи, нищеты и горя. Нет горя горше, чем горе народа, горе миллионов людей.
Девочка видела, как по просёлочным дорогам брели, точно тени, беженцы из сожжённых немцами деревень.
У девочки сжималось сердце, но она ничем не могла им помочь — у неё самой лицо было прозрачным от голода.
Девочка слышала плач деревенских девушек, которых разлучали с родными, увозили в рабство на чужбину.
Девочка видела, как повели на казнь учителя из деревни Тимонова Синицына Николая Максимовича и его дочку, тоже учительницу. Они не сдали немцам радиоприёмник и продолжали слушать Москву. Синицыных расстреляли на окраине Пустошки, где уже было расстреляно много советских людей.
«Разве можно это забыть? Разве можно это простить? Нет, нет и нет!» — так думала и Лара, и её печеневские подружки, Рая Михеенко и Фрося Кондруненко.
Весной 1943 года на деревенской сходке прочитали список, кому из девушек явиться в лагерь в Пустошку для отправки в Германию. Все три подружки были в списке. На сборы полагался один день.
Последний вечер Лара с бабушкой долго не ложились спать. Они сидели на дворе перед банькой, в которой жили, тесно прижавшись друг к другу. Бабушка крепко держала внучку за руку, словно боялась, что, если она выпустит Ларину руку, девочку тут же уведут. Лицо бабушки было мокро от слёз.
Лара не плакала, но её правый глаз стал чуть-чуть косить. Так бывало всегда, когда девочка волновалась.
— Дай погляжу на тебя в последний раз, лапушка!
— Не надо так говорить. Я не хочу, чтоб в последний раз. Ты знаешь, как я тебя люблю.
Когда совсем стемнело, они вернулись в свою избушку и там говорили друг другу ласковые и грустные слова. Наконец бабушка уснула. Девочка осторожно подошла к спящей и прошептала:
— Прощай, милая бабушка! Я не виновата, что тебя оставляю. Это враги разлучили нас. Они не угонят меня в Германию. Пионерка не будет служить фашистам! Я ухожу воевать.
В темноте смутно белел платок, которым бабушка повязывала на ночь голову. Девочка покивала этому платку и бесшумно вылезла в окно.
Так в одну весеннюю ночь из деревни Печенево исчезли три девочки. Они решили стать партизанами, как и Петя, Фросин брат.
На рассвете беглянки встретили в лесу приятеля Пети, знакомого парня, он стал их проводником. Озеро Язно как бы служило границей: по одну сторону озера — земля, захваченная фашистами, по другую сторону — партизанский край.
В запрятавшейся среди лесов деревне Кривицы стоял штаб 6-й Калининской бригады майора Рындина. Трёх девочек — двух беленьких и одну темноволосую — привели в штабную избу.
Как огорчилась Лара, услышав от командира бригады, что в четырнадцать лет в партизаны не берут.
Но он отказал и её подружкам, хотя Рае было шестнадцать, а Фросе пятнадцать лет. Он не верил, что девочки смогут работать разведчицами: возможно, что местность они знают, но силёнок не хватит, слишком тощие, а партизанский разведчик всё время находится в пути.
Тут в штабную избу вошли ещё двое мужчин, и девочки были забыты. Стоя в сторонке, они внимательно прислушивались к разговору, который вели между собой комбриг одного из отрядов Карпенко и начальник разведки Котляров.