Вазген оглядывается на брошенное ведро и делает попытку вернуться за ним, но сосед увлекает его за собой.
– Пошли-пошли, дорогой, не волнуйся, мальчики все сделают как надо.
Они заходят в подъезд.
– Дочка у меня без матери растет, а такая умница! – толстяк, отдуваясь, поднимается по лестнице, не переставая говорить. – Представляешь, своими силами поступила! Никто никому ничего не приплачивал. Мать-покойница глядит с небес, не нарадуется… Брат вот барана привез…
Остановившись на площадке второго этажа, перед дверью Вазгена, сосед отворачивается, вытирая слезы. Вазген смущенно откашливается, не зная, как на это реагировать.
– Примите мои соболезнования, э-э-э, то есть поздравления… Я хочу сказать…
Сосед крепко сжимает его плечо.
– Горе и радость идут рука об руку, верно?
– Верно, – с облегчением кивает Вазген.
– Завтра ты у меня, брат! – сосед еще раз крепко встряхивает Вазгена и, похлопав его по спине, поднимается вверх по лестнице.
Вазген входит в свою квартиру. Подбирает с пола брошенную лыжную палку и прячет обе обратно в нишу. Идет в гостиную.
Рассматривает висящую над диваном фотографию круглолицей старушки.
– Портреты великих предков… – шепчет Вазген. – Эх, мама…
Со двора доносится баранье блеяние. Приглушенное, зато сопровождаемое ударами и дребезжащими звуками. Это запертый в гараже баран штурмует ворота своей темницы, бьется в них рогами.
Час спустя Вазген лежит на кровати, мрачно уставившись в потолок, и слушает музыку в наушниках.
Алексей Поляринов
Нате
Гуров шел с работы по улице Горького и представлял всякое нехорошее: как лупит коллегу газовым баллоном или душит старшего смены конвейерной цепью.
– Хороший ты мужик, Гуров, – говорили ему. – Настоящий. Если б не характер, уже б давно начальником цеха стал, а так…
Это был не первый отказ в повышении, за годы Гуров много раз подбирался к заветному званию, к тому, чтобы сделать тот самый шаг вверх по карьерной лестнице, и всякий раз срывалось – снова ссорился с кем-то, говорил всю правду в лицо, не мог сдержаться. Бессильная злоба толкалась в груди, он стискивал зубы, не знал, куда ее деть. Иногда злобы было так много, что он орал прямо на улице, чем пугал проходящих мимо людей, они отшатывались, переходили на другую сторону.
Справляться с эмоциями он никогда не умел: еще в школе родителей часто вызывали, жаловались. С возрастом гнева было все больше, стравлять его было некуда, и ярость копилась в нем, давила изнутри, пока он не выплескивал ее на самых близких. Так от него ушла жена Настя и отвернулись многие друзья. Гуров даже внешне выглядел так, словно тащит воз в гору и вот-вот надорвется: на лбу и на шее вздулись жилы и вены, морда красная, больно смотреть.
Он знал, что трудный, взбалмошный характер – проблема, и знал, что надо исправляться, работать над собой, но не знал – как.
В тот день, когда ему в очередной раз отказали в повышении, он нашел в почтовом ящике брошюру:
Срываешься на людей? Орешь на мусорные урны и на двери лифта? Эмоции мешают жить? Приходи – поможем! Абсолютно научный подход! 100 гарантия результата!
P. S. Мы не мошенники, честно.
ООО «НАТЕ»
Гуров удивился, перечитал: может, ошибся? Да нет, точно, так и написано, как будто специально для него. Огляделся – решил было, кто-то разыгрывает. Но телефон записал. Приятный женский голос по телефону пригласил его в офис.
Офис был явно новый, съемный, дешевые столы из «ИКЕА», кулер в углу.
– Я тут это, – Гуров показал объявление, – я правильно пришел?
Улыбчивый мужчина пригласил его в кабинет. Мужчину звали Игнат, одет он был в костюм явно не по размеру, сам весь растрепанный и словно ударенный пыльным мешком по голове. Гуров насторожился и даже хотел уйти, но в последний момент передумал – решил остаться, послушать, что скажут.
Игнат выложил документы, рекламные буклеты. Мы, говорит, исследовательский институт, изучаем базовые эмоции человека, проводим испытания.
– Опытный образец может вас удивить, но не пугайтесь – так и задумано, – и достал из-под стола ребенка. Запеленатый в голубой пледик младенец смотрел на Гурова огромными карими глазами.