За тридцать секунд сыр успевает расплавиться. В меру слабый кофе дымится в большой, расписанной оранжевыми утками чашке. Марелла садится спиной к окну, скрывая от назойливого утреннего света морщины: неважно, что она давно уже живет одна, никто, даже родная тень, не должен созерцать руины когда-то красивого и молодого ее лица.
На завтрак отведено долгое счастливое время: Марелла медленно жует, запивая бутерброд ароматным кофе, она позволяет себе его только по утрам, потому растягивает удовольствие, смакуя каждый глоток. Разделавшись с бутербродом, она с облегчением пересаживается в любимое кресло. Свет падает теперь сбоку, беспристрастно освещая линию ее профиля – слегка горбоносого, с выпуклым высоким лбом, впалыми висками, частым рисунком морщин, покрывших ее щеки, и невозможно долгую, длинную шею. Сходство с Майей Плисецкой у Мареллы поразительное, оно ей всегда льстило, потому она охотно его подчеркивала, особенно в незнакомых компаниях, где было много мужчин. Она садилась к столу неизменно боком и, небрежно облокотившись на его край, опиралась подбородком о выгнутую ковшом ладонь. И тогда перед ошеломленными зрителями представали во всей красе характерный профиль балерины и красивая, удивительной длины, будто вылепленная из золотистой глины шея. Хотелось немедленно провести по ней пальцем, чтобы удостовериться, что это не зрительный обман.
Она с самого детства была удивительной красавицей. Толком не отошедшая от тяжелейших схваток мать, взглянув на нежное личико дочери, выдохнула с облегчением: «Будет Мареллой».
– Странное какое-то имя. Итальянское? – спросила акушерка.
Роженица пожала плечами – не скажу, никогда раньше не слышала. Необычное имя пришло ей в голову из ниоткуда, решительно подвинув Анастасию и Елизавету, между которыми она разрывалась на протяжении всей беременности.
– Родишь, там и решишь, как назвать, – посоветовала ей прабабушка. Она не сомневалась, что будет именно девочка, потому мужские имена отмела сразу.
Каргина Марелла появилась на свет в сентябре тридцать девятого года. Вместо отчества в документах значился прочерк. Все попытки разузнать об отце закончились неудачей: мать упорно молчала, прабабушка вздергивала брови, уверяя, что ничего о нем не знает, хотя Марелла не сомневалась, что она лукавит. Настойчивые расспросы друзей семьи и соседей тоже не увенчались успехом. Со временем она смирилась с мыслью, что, скорее всего, никогда не увидит своего отца. Впрочем, это несильно ее волновало, любви у Мареллы всегда было вдосталь: она росла, обожаемая матерью, многочисленными родственниками и прабабушкой, известным кардиохирургом, которая умудрилась не вытянуть из тысячи жизней единственную бесценную – жизнь своей дочери: та умерла совсем молодой двадцативосьмилетней женщиной, оставив безутешной матери семилетнюю дочь.