Раз в неделю приходила помощница по дому, молодая, но рано подвянувшая и от этого кажущаяся много старше своего возраста Зоя. Несуразная и угловатая, она смахивала на сушеную воблу: плоская, безмясая и костистая, с огромными, навыкате, глазами. Марелла ее любила и, хоть и раздражалась, но не ругала за выполненную через пень-колоду работу. После ее ухода, чертыхаясь, ходила с тряпкой по дому и протирала углы, обзывая то себя, то помощницу лохушкой. Иногда ее подмывало сменить Зою на кого-нибудь более расторопного и исполнительного, но, отойдя от возмущения, она одергивала себя. Весной с Зоей случилась беда: она свалилась посреди улицы с диким головокружением и рвотой, однако тщательное медицинское обследование в хорошей клинике, куда ее устроила Марелла, ничего не обнаружило. Списав все на нервное истощение, доктор отправил пациентку долечиваться домой, назначив витамины и щадящее успокоительное. Мареллу произошедшее не столько напугало, сколько заинтриговало: она бы никогда не заподозрила за бессловесной и неэмоциональной Зоей мало-мальских страстей. Однако попытка разузнать причину нервного срыва закончилась провалом: помощница ей вразумительного ответа не дала, ограничившись дежурным «все хорошо, не переживайте».
– Вдруг муж бьет? Или проблемы с детьми? Или деньги нужны? Ты скажи, я помогу.
– Ничего не нужно, спасибо.
«Ну и дура», – рассердилась Марелла и разговор на том закончила.
Зоя досталась ей по наследству от очередного любовника, женатого, тихого, ничем не примечательного сослуживца, которого она поманила от скуки пальцем и, неожиданно для себя влюбившись, провела с ним счастливые восемь месяцев. Расставалась она с ним с легким сердцем и чувством безграничной благодарности: он очень вовремя появился (выпроводив на отцовскую квартиру старшего сына, она осталась совсем одна) и исчез, когда она свыклась с новым качеством своей жизни. Кстати, еще одну чашку утиного сервиза нечаянно разбил именно он, поставив тем самым точку в их отношениях: решение о расставании пришло в голову Марелле именно тогда, когда она наблюдала, как он неумело выметает осколки в совок. Окинув жалостливым взглядом его желтоватую крупную лысину, расплывшуюся фигуру и неуклюжие ступни, она решила, что с нее хватит. Любовник безропотно ушел, а вот Зоя, которую он рекомендовал Марелле как расторопную помощницу по хозяйству, осталась с ней на долгие годы.
Приступ, приключившийся с Зоей на улице, не прошел бесследно: она стала рассеянной и медлительной, страдала несильными, но частыми головными болями и, что самое ужасное, вспотев, теперь невыносимо пахла. До того невыносимо, что Марелла вынуждена была, попутно распахивая в любую погоду окна, мигрировать по квартире, стараясь не находиться с ней в одной комнате. Зоя страдала, но ничего сделать с собой не могла: она тщательно мылась перед выходом из дома и обрабатывала подмышки специальными косметическими средствами, но тщетно.
– Может, мне не стоит больше приходить? – потянув носом, спросила как-то она и поспешно добавила: – Вы говорите как есть, я не обижусь.
– Да боже мой, такая ерунда, я ничего не чувствую! – замахала руками Марелла и сразу же осеклась, поймав взгляд помощницы. Та смотрела так, будто знала все наперед.
– Может, мне не стоит приходить? – повторила она свой вопрос.
– Может, все-таки я буду решать, приходить тебе или нет?! – повысила голос Марелла (она всегда шла в атаку, когда терялась). Зоя больше не заводила о своем уходе разговор, но и особых попыток сделать так, чтобы ее не увольняли, не предпринимала. Убиралась неряшливо, подолгу замирала с влажной тряпкой в руках, думая о чем-то своем, или, того хуже, могла забыть протереть в одной из комнат пол или вымыть душевую кабину.
Еще одну чашку из любимого сервиза, с желтыми утятами, разбила именно она, когда разбирала посудную полку. «До чего же ты стала бестолковая!» – в сердцах прикрикнула на нее Марелла. Зоя подняла на нее совершенно бесцветные глаза, приоткрыла рот и замерла, глядя перед собой. А потом залопотала – бессвязно и неожиданно резво, дергая лицом. Выглядело это довольно устрашающе: нижняя челюсть у нее странно отъехала в сторону и двигалась так, будто она жует твердое. За полгода Зоя сильно похудела, кофта, которая раньше была в обтяжку, висела на ней мешком, из вытянутого ворота торчала тонкая цыплячья шея, трижды ушитая юбка чудом держалась на тщедушных бедрах. Марелла поймала себя на том, что впервые испытывает к помощнице не участие, а брезгливое равнодушие. «Еще немного, и я, наверное, смогу ее уволить», – подумала она с облегчением. Возможно, это поняла и Зоя, потому, сделав над собой усилие, она прервала невнятный поток лепета и произнесла четко и внятно: «Егорушка».