«А тебя там просто за фактуру возьмут!» – мне говорили. И я с благодарностью верил. Потому что обучаться в европах на певцов желает исключительно кунсткамера, цирк уродов, косые-хромые. И ведь не кого-то там, а меня лично принимали три года назад в харьковскую «консу». Да, брали «за фактуру»: рост, стать, плечи. Только я в итоге предпочел, как мне тогда казалось, более престижную режиссуру в местном «кульке».
Вокальные данные у меня были скромными. Окрас голоса теноровый, а диапазон баритональный. Два года в училище я притворялся баритоном, но преподаватели знали, что я просто обманщик без верхних нот. И ладно бы ноты, не хватало банальной луженой выносливости, я часто простужался, или же связки без убедительной причины отказывались мне служить – недоспал, выпил, и про пение можно забыть. Но из хорошего имелся тембр, за который неизменно хвалили. А еще было длинное дыхание. Я мог спеть на одном выдохе фразу из арии Жермона: «Ты забыл край милый свой, / Бросил ты Прованс родной, / Где так много светлых дней / Было в юности твоей». И хоть подозревал я, что от перемены города или даже страны диапазон не прибавляется, все ж надеялся на чудо: вдруг немецкий маэстро откроет какой-то особый секрет и мой камерный талант обретет мощь?
По всем певческим меркам я давно уже числился в перестарках. В 27 лет сольные партии в театрах разучивают, а не начинают учебу. Но тут вроде как речь шла про «зацепиться». Впрочем, имелся и запасной аэродром. Та же самая кинорежиссура, где возраст не помеха, а скорее плюс. Для поступления наличествовала короткометражка, душераздирающий шок-артхаус по моему же сценарию, и пакет черно-белых постановочных фоток ню с натурщицей – все то, с чем меня без лишних разговоров приняли в харьковский «кулек» на платное. А если у нас проканало, то и немцу смерть.
И была третья, очень невнятная взлетно-посадочная полоса. В Москве пообещали опубликовать мои рассказы и повесть. Я сам туда приехал, в Москву, был в издательстве, своими ушами слышал: «Издаем!» Да только, замордованный харьковским литературным истеблишментом, я уже ничьим словам не верил. Москвичи собирались не просто сделать книгу по весне, а даже привезти на книжную ярмарку в Лейпциг – типа не просто издадим, а еще и переведем, мол, есть связи. Но когда она еще наступит, обещанная книжная весна…
Я получил визу и стал собираться в дорогу. Обменял у знакомого компьютерного спекулянта громоздкий стационарный комп (сказочной скорости Pentium) на ноутбук Toshiba Satellite Pro. «Тошиба с клитором» – так ее называли в народе из-за зеленой пимпочки на клавиатуре, способной хоть и паршиво, но заменять мышь. Тогда еще компы перед выездом сдавали на проверку в таможню, чтобы отъезжающие не вывезли на жестком диске государственную тайну. Я получил обратно «тошибу» в опломбированном коробе, таможенник застенчиво сказал: «У вас там сказка была. Про горбатого мальчика… Это ж чистая порнография! Мы все удалили». Но я, параноик, такой вариант предусмотрел, все сочинительства заранее сберег по дискетам. Только подумал – надо же, какие любопытные, оказывается, мудаки в таможне.
Автобус мой отчаливал прямо из Харькова. Билет обошелся недорого даже по местным меркам. Поезд или самолет стоили бы втрое дороже. Автобусы ползли не торопясь – аж двое с половиной суток до конечной точки. Сперва по Украине, подбирая всех пассажиров, потом через Польшу, а дальше по германским весям – в зависимости от маршрута.
Я оплатил дорогу до Ганновера. Там десятый год обитали старинные родительские приятели: «Помнишь, сынок, Кофманов – Эрика и Валю? Ну как же – Валя! Эрик! Он тебе еще репетитора по физике находил в восьмом классе!» Предполагалось, что Кофманы примут меня как родного, поселят, накормят, все объяснят. Эрика я худо-бедно вспомнил – запыхавшийся, краснощекий, будто пробежал кросс на морозе.
В Касселе четвертый год учился друг Леха, но ехать к нему родители настоятельно отговаривали. «Алексей – безалаберный». Так они говорили. «Вы не виделись уже четыре года» – и эдак тоже. «У Эрика с Валей трехкомнатная квартира, а у Алексея что?» И я действительно не знал, какое жилье у Лехи. Общага, должно быть. До Касселя и прямого автобуса-то не было. «У Эрика, между прочим, мобильный телефон. Это о чем-то говорит? Приедешь, сразу позвонишь ему, он тебя встретит. А у Алексея есть телефон?»