Хоть и знал, почему поехал, – не просто так же сидел с Владом, Пашкой и Максом на прокуренной кухне. Еще было лето. Влад степенно рассуждал:
– Тут все варианты предсказуемы. Разве жениться осталось и нищеты наплодить. Ну закончишь ты свою режиссуру, а дальше что? Там какой-никакой шанс для новой жизни. Не понравится – вернешься. Ничего же не теряешь.
– Да лажа какая-то, – я заранее огорчался. – Что я успею за три месяца? Только деньги просрать.
– Главное, немку хоть одну, а выеби. Лучше двух! И одновременно! – улыбался Пашка. – Расскажешь потом, как они…
– Расскажу, – я тоже улыбался.
– По слухам, страшные они, как моя босая жизнь, – говорил Макс.
А жил он в коммуналке в одной комнате с алкоголиком-
отцом и парализованной бабкой и знал про «босую жизнь» все.
Опостылели контратеноры, и не читалась книга – взял по приколу «Щит и меч», чтобы чувствовать себя разведчиком. В телевизоре мелькал киношный Ганновер, Янковский – Мюнхгаузен, Броневой – бургомистр. Я заставил себя улыбнуться – ну надо же, скоро воочию увижу город-оригинал. Поселюсь у Кофманов. Потом, глядишь, присмотрю и какую-нибудь временную Марту – чем черт не шутит.
Мент нашептывал циркачу:
– А он мне такой: «Ой, Гриша, ты ж меня убьешь!» И как заплачет, прикинь?! Я ему чисто символически сделал бумц! – шлепнул кулаком в ладонь. – А у него сосуд какой-то в черепе лопнул…
В Польше дорога пошла мягче. Вместо зимы накрапывала осень. Мелькали поля. Вроде черные, голые, да по иному убранные – не наши, с пробором не в ту сторону, поля. Чу́дные скирды сена, как пивные бочки. Коровы, хоть рыжие, но как-то по-другому рыжие. Мы ехали сквозь табакерочные города. Топорщила кресты чужая метафизика – костелы. Неоновой латиницей горели вывески. Неслись навстречу заляпанные грязью немецкие фуры. От ощущения потусторонности и загробности захватывало дух.
Польский обед на заправке был платным. Я обменял еще десять марок на звонкие зло́тые. Отметил заграницу пивом. Вечером обещали Краков – все почему-то хотели поглядеть на замок. Но проспали аж до немецкой таможни во Франкфурте-на-смертном-Одре. Немецкие погранцы как особи показались мне крупнее, нюхастей своих польских коллег. Пристрастные, они ссадили и отправили обратно в Польшу бойкую тетку в трениках: намудрила и с визой, и с контрабандой. Остальные проехали.
У чудика ожил припрятанный мобильник, потом у «кожаного». И еще где-то по салону проснулись немецкие телефоны. Я растормошил соседа, договорился на карла, что как будем подъезжать к Ганноверу, сделаю звонок с его мобилы.
В Ганновере намечалась единственная остановка – персонально для меня, остальные катили дальше. Автобус съехал с трассы на какой-то промышленный пустырь. Виднелись жилые дома – спальный район, панельки. Я достал бумажку, где был записан номер Эрика. Почти с трепетом взял непривычно маленький, напоминающий игрушку «сименс»: и как тут набирать ваши номера? Действительно с нуля начинаются?
Трубка отозвалась испуганно и нервно: – Хале?! Хале?!.
– Дядя Эрик?! – я радостно покричал. – Это я!
– Хале?! Кто это?!
Никто не был виноват. Ну что поделать, если родители всегда жили в своем выдуманном мире, слышали не то, что им говорят, а то, что хочется услышать. Им везде чудилась круглосуточная дружба, а это были просто посиделки раз в полгода да песни под гитару.
– Приехал? – ликуя, прокричал Эрик. – Ну, молодец! Как обустроишься, заходи! Пока! – и трубка замолчала.
Как родного, блять!
– И? – спросил «кожаный», довольный, что разговор оказался таким скоропостижным. – Все?
Я набрал наудачу друга Леху. Сразу дозвонился.
Друг расторопно спросил:
– Ты где?
– Да хуй его знает, – отвечал я гибельно и весело. – В Ганновере. В какой-то жопе на окраине. А ты где?
– В Касселе. Но буду у тебя часа через четыре.
– А это не напряжно? – спросил я дрогнувшим голосом. – Я тебе, если че, верну за билет.
– Пф-ф!.. Брат, не гони! Со своей трубы звонишь?
– Не, взял у соседа по автобусу.
– Короче, давай, чтоб не разминуться, пиздуй до главного вокзала и жди там. Перед центральным входом, где-нибудь на площади. Там всегда что-то есть, памятник или фонтан.
Так сказал мне друг Леха. Которого я не видел четыре года.
Я вернул «кожаному» его мобильник, спросил у водилы (или его сменщика), подкинут ли меня к центральному вокзалу.
– В принципе, не по маршруту, – сказал водила, пряча очередного карла. – Но так и быть, до центра, а там уже сам разберешься…